Роза Черного Меча - Рексанна Бекнел

Розалинду глубоко оскорбила та небрежная легкость, с какой он отмел ее искреннее беспокойство о нем. Она была уязвлена и Рассержена, но скорее согласилась бы умереть, чем позволить ему увидеть, как жестоко он ее ранил. Горло у нее пересохло, а глаза блестели от непролитых слез, когда она ответила:

— Тебе все это по вкусу — тайна, интрига и опасность. Что ж, будем считать, что и мне тоже. Если ты хочешь накликать беду — пусть будет так. Я больше не стану вмешиваться и выручать тебя.

Она резко повернулась и собралась уйти: ей невмоготу было и дальше разыгрывать безразличие. Но Эрик сердитым рывком остановил ее и грубо развернул лицом к себе. Позади послышалось тихое фырканье вороного, и яростный взгляд Эрика, ненадолго оторвавшись от Розалинды, обежал пустой двор.

— Я хотел бы поговорить с тобой в более укромном месте, — сказал он ровным голосом, Хотя глаза его метали молнии.

— Н-нет… — неуверенно возразила она, и снова страх и предвкушение заставили ее сердце забиться сильнее.

— С чего вдруг такое внезапное колебание? — издевательски поинтересовался он. — Ты сказала, что тебе требуются какие-то сведения для сэра Эдварда; Сейчас я готов сообщить их тебе, но только зайди в конюшню. Если, конечно, именно по этой причине я тебе понадобился.

Он выпустил ее, отступил на шаг и отвесил короткий шутовской поклон:

— Ваш слуга, миледи.

Предотвратив таким образом любые препирательства, он зашагал к конюшне, высокомерный и несговорчивый, как всегда.

Розалинда так и осталась стоять у изгороди, пытаясь успокоиться. С какой легкостью он обращал ее чувства против нее самой! Как искусно он обнаруживал ее уязвимые стороны и использовал их для своих целей! И, понимая все это, она тем не менее не могла не принять вызов, который он ей бросил. Ей действительно были нужны любые подробности, которые он может ей поведать, сказала она себе, пусть даже не для отца, а для нее самой, — любые знания, которые помогли бы ей защитить Эрика от угрозы встречи с сэром Гилбертом. И все-таки, когда она наконец вынудила себя двинуться в сторону конюшни, ей не удалось отвязаться от покаянного признания истины: все эти практические резоны не имели никакого отношения к подлинным побуждениям, которые заставили ее последовать за ним.

В тусклом свете конюшни она увидела Эрика, который стоял у подножия грубой деревянной лестницы. Он двинулся вверх, как бы не замечая присутствия Розалинды, и перед тем, как исчезнуть на чердаке, он бросил в ее сторону откровенно наглый взгляд. Розалинда не пожелала прислушаться к предостерегающим голосам, зашумевшим у нее в голове. Сердце готово было выпрыгнуть из груди, когда она достигла лестницы и боязливо взглянула вверх, в темный проем чердака. Но затем, придерживая одной рукой юбку, она начала — ступенька за ступенькой — подниматься и одолела уже чуть больше половины пути. Ее глаза еще не успели даже привыкнуть к темноте, но внезапно две уверенные руки подхватили ее с лестницы и поставили на пол чердака. Дыхание у Розалинды остановилось, когда она взглянула в чеканное лицо, освещенное лишь тем скудным светом, что проникал в трещины покатой крыши у них над головой. Но вместо поцелуя, которого она ждала — поцелуя, которого жаждала больше всего на свете, — она дождалась лишь того, что Эрик основательно встряхнул ее, а в его голосе послышалась явная угроза.

— Задавай свой вопрос, — приказал он.

— Что?…

— Задавай свой вопрос. Ты же за этим пришла, или я ошибаюсь?

— О… я… — Розалинда растерялась. — Мой… мой отец хотел бы знать наверняка, может ли… может ли он рассчитывать на твою верность в сражении… — выговорила она наконец.

— Помнится, однажды я уже отвечал на этот вопрос. — Он привлек ее к себе:

— Поцелуй меня, Роза.

Не размышляя, без промедления она устремилась к нему в объятия. Охваченная пламенем беспокойства, дотоле ей совершенно неведомого, она послушно поднялась на цыпочки и потянулась к его губам. Она чувствовала и его колебания, и его гнев. Даже губы Эрика — твердые и чужие, — встретившись с ее губами, тут же оттолкнули ее. словно он во что бы то ни стало желал показать ей, что он — только он — властен принимать решения за обоих. Но и он изменился, когда ее губы открылись навстречу его губам, и покорная готовность обернулась триумфом. Напряженная скованность отпустила Эрика, он наклонился и. снова обнял Розалинду, но в этом было уже куда больше ласки и нежности.

Когда он поднял голову, оба не сразу смогли совладать с дыханием. В темном пространстве низкого чердака трудно было разглядеть даже черты его лица. Но ее руки, ее тело, прильнувшее к нему, уже научились читать движения его души, — и она заметно приободрилась.

— Он может на меня положиться. — шепнул Эрик, а потом провел губами по мочке ее уха, что незамедлительно породило в Розалинде упоительный трепет. — Что еще ты хотела бы узнать?

Она крепко зажмурилась, пытаясь сосредоточиться на смысле его слов, тоща как он свивал цепочку поцелуев вдоль ее шеи и вокруг впадинки под подбородком.

— Я… он… — Она глубоко вздохнула и постаралась собраться с мыслями. — Почему ты покинул родительский дом?

Эрик прервал свое увлекательное занятие, и она почувствовала на себе его пристальный взгляд. Она неохотно подняла ресницы, опасаясь грубого вторжения действительности в волнующую сказку.

— Этот ответ тебе дорого обойдется, — тихо предупредил он. Его рука скользнула вниз по спине Розалинды и прошлась по мягким округлостям, расположенным еще ниже. А потом широкой ладонью он прижал ее к себе, и ее затопила волна постыдного тепла. Эрик гладил бедра Розалинды, и, хотя его руки от ее кожи отделяли и юбки нарядного платья, и тонкая сорочка, медленный, завораживающий ритм его движений возносил ее на новую, невообразимую высоту. Повторяя этот ритм, язык Эрика то устремлялся в теплую глубину ее рта, то словно отступал, и Розалинда уже не сознавала, жар или холод владеют ею. Затем он вдвинул колено между ее ногами, открывая себе путь для дальнейшего чувственного натиска. Розалинда задыхалась, увлекаемая ураганом набирающей силу страсти. Когда он в конце концов оторвался от ее губ, это исторгло у нее беспомощный стон разочарования, и, обессиленная, она уткнулась лбом ему в грудь.

— Я оставил дом, чтобы вступить в войско императрицы Матильды, а потом — принца Генриха. Первый поход был в Нормандии, а второй — в Англии.

Розалинда почти не расслышала его слов и едва ли поняла их смысл. Но тем не менее она чувствовала стук его сердца, и ей было ясно, что он ждет следующего вопроса. Она не стала раздумывать, о чем бы его спросить. Слова сорвались с губ помимо ее воли и исходили скорей из сердца, нежели из головы. И ее не страшила цена, которую придется платить.

— Почему ты остался? Почему ты до сих пор здесь?

Ответ последовал незамедлительно.

— Ради этого, — прошептал он, ласково укусив ее полную нижнюю губу. — Ради этого, — повторил он, и его рука легла на ее грудь. — Ради этого, — вырвалось у него чуть ли не со стоном, когда другой рукой он прижал ее к своей взбунтовавшейся плоти.