Вторая эра машин - Эрик Бриньолфсон

Изучив нынешний деловой ландшафт, мы убедились в том, что наш мир находится в точке перелома – на ранних стадиях изменений, не менее масштабных, чем те, что принесла с собой промышленная революция. Новые технологии развиваются по экспоненте, они цифровые и комбинаторные, однако большинство их преимуществ еще впереди. В ближайшие 24 месяца на нашей планете появится больше вычислительных мощностей, чем за всю ее предшествующую историю. А в следующие 24 года можно ожидать тысячекратного увеличения. Мы уже смогли оцифровать экзабайты информации, однако объем данных, которые оцифровываются в настоящее время, растет даже быстрее, чем предсказывает закон Мура.

Нашему поколению, скорее всего, выпадет счастье увидеть два поразительных события: создание подлинного машинного интеллекта и объединение всех людей в общую цифровую сеть, которая полностью изменит глобальную экономику. Инноваторы, предприниматели, ученые, умельцы-энтузиасты и многие другие разновидности «гиков» смогут воспользоваться преимуществами этого изобилия и создать новые технологии, которые будут удивлять нас, радовать нас и работать ради нашего блага. Эти люди раз за разом подтверждают правоту Артура Кларка, сказавшего однажды, что каждая достаточно продвинутая технология неотличима от магии.

Однако мы с вами уже видели, что не все новости будут хорошими. Центральные главы этой книги имели цель показать, что вместе с ростом Дара, образующегося благодаря технологиям, растет и разброс его распределения, то есть неравенство. И рост неравенства – не единственная отрицательная черта наступающей эры блистательных технологий. Наша эпоха столкнется и с другими проблемами, корень которых – не в экономике.

По мере того как мы углубляемся все дальше во вторую эру машин, эти опасности, порожденные как стечением обстоятельств, так и злым умыслом, будут лишь нарастать, а материальные желания и потребности будут становиться сравнительно менее важными. Нам будут все сильнее волновать вопросы, связанные с катастрофическими событиями, экзистенциальные риски, противостояние свободы и тирании и другие вопросы, которые могут стать непреднамеренными или неожиданными побочными эффектами технологического развития.

Плотность и сложность нашего цифрового мира приносит с собой немало рисков. Наша технологическая инфраструктура становится все более сложной и взаимосвязанной. К примеру, интернет и корпоративные сети теперь соединяют между собой не только людей и компьютеры, но и телевизоры, термостаты, охранную сигнализацию, промышленные сенсоры, локомотивы, автомобили и бесчисленное количество других устройств. Многие из них передают друг другу данные по каналам обратной связи, а большинство этих гаджетов зависят от общих подсистем, такие как маршрутизаторы, направляющие интернет-трафик.

Любая система с таким уровнем сложности и взаимозависимости составных частей всегда имеет два связанных между собой слабых места. Во-первых, в ней высока опасность того, что изначально незначительные ошибки в результате непредсказуемой последовательности событий превратятся в нечто гораздо более масштабное и разрушительное. Именно такой каскад событий (социолог Чарльз Пэрроу назвал его «системной» или «обычной аварией») привел в 1979 году к расплавлению активной зоны реактора АЭС «Три-Майл-Айленд», к масштабному блэкауту (отключению электричества), затронувшему в августе 2003 года 45 миллионов человек на северо-востоке США, и к многим другим инцидентам.[423]

Кроме того, комплексные и плотные системы часто представляют интерес для шпионов, преступников и тех, кто стремится создать хаос. Один из самых свежих примеров – компьютерный червь Stuxnet, который, возможно, был создан в лабораториях, принадлежащих правительству США. В 2010 году Stuxnet парализовал как минимум одно ядерное предприятие в Иране, перенастроив контрольные системы оборудования марки Siemens, которым была оснащена фабрика. Червь смог проникнуть в систему через целевые сайты, а затем беспрепятственно размножился, переходя с одного персонального компьютера на другой; как только представилась возможность, он перешел на оборудование Siemens и продолжал свою разрушительную работу уже на нем.[424]

До сравнительно недавнего времени наш биологический вид не обладал возможностями для полного самоуничтожения. Теперь они у нас появились. Более того, по мере того как технологии становятся одновременно и всё более мощными, и всё более дешевыми (а, следовательно, общедоступными), такие возможности могут оказаться и у отдельных людей. Не все эти люди будут психически здоровы, не все они будут действовать из добрых побуждений. Как уже отмечали Билл Джой и другие исследователи, генная инженерия и искусственный интеллект способны создавать самовоспроизводящиеся сущности.[425] Это значит, что некий умелец в своей спрятанной под землей лаборатории вполне может овладеть одной из таких технологий, чтобы выпустить на волю разрушительные силы, способные повлиять на всю планету. Те же самые научные прорывы в области секвенирования генома, которые используются для лечения заболеваний, могут использоваться и для создания боевой разновидности вируса оспы.[426] Компьютерные программы также могут самовоспроизводиться, превращаясь в цифровые вирусы, – и та же самая глобальная Сеть, посредством которой распространяются хорошие идеи и инновации, станет инструментом разрушения. Физический объем ущерба, который теоретически способен нанести всего один человек или небольшая группа, становится все больше и больше. Будет ли наш прогресс в деле противодействия деструктивной стороне технологий по меньшей мере столь же быстрым, как и само развитие технологий? Этот вопрос в будущем обретет большую важность.

Джордж Оруэлл, Уильям Гибсон и другие авторы описывали в своих антиутопиях утрату свободы и использование технологий для укрепления деспотизма и полного контроля информационных потоков. Эрик Шмидт и Джаред Коэн описывают некоторые из этих технологий, а также способы противодействия им в своей книге «Новый цифровой мир» (The New Digital Age). Те же самые инструменты, которые позволяют нам все более детально изучать мир, дают и правительству, и его врагам возможность следить за тем, что мы делаем и с кем общаемся. Существует вполне естественный конфликт между расширением наших способностей к познанию и нашим нежеланием, чтобы другие могли узнать о нас что-то, чего мы не хотели бы о себе рассказывать. Когда информация была по большей части аналоговой и локальной, сами законы физики автоматически обеспечивали зону частной жизни. В цифровом мире конфиденциальность требует очень определенных институтов, стимулов, законов, технологий и норм, которые регулировали бы, какие информационные потоки должны быть разрешены, а какие – запрещены, какие следует поощрять, а какие – затруднять.