Княжья воля - Константин Кудряшов

тревожно восклицает Сологуб, вытягивая в сторону неприятеля указующий перст.

К группе всадников подволакивают полураздетого, извалянного в снегу невысокого мужичка. Два дюжих молодца вздергивают окровавленное тело пред светлые очи куршского князька. Что-то докладывают, затем разворачивают пленника лицом к нашей крепости, под руки держат крепко, чтобы не повалился. Мои щеки и лоб словно обжигает, горячая волна поднимается из груди к корням волос. Далеко и не слишком светло, чтобы узнать наверняка, но что-то неуловимо знакомое, удивительно родное признается мне в избитой фигуре страдальца по ту сторону крепостной стены. Как не ломай глаза, рассмотреть получше практически невозможно, однако ощущение того, что в руках куршей кто-то мне достаточно близкий только нарастает.

— Кто это? — невольно вырывается у меня. Я растерянно оглядываюсь на собратьев по оружию. — Невул, ты хорошо видишь, разглядеть можешь?

— Это Жила! — через секунду уверенно отвечает стрелок, отличающийся орлиным зрением. — Жила, батька!

В этот самый момент, не покидая седла, глава неприятельского войска после быстрого замаха сверху вниз вонзает в верхнюю часть Жилиной спины сулицу. У меня перехватывает дыхание, озябшие пальцы впиваются в промороженное верхнее бревно парапета башенной площадки. В объявшем меня ступоре я наблюдаю как с коротким копьем в пробитой шее Жила медленно и мертво валится под копыта Горхидова коня. Курш как на параде салютует нам картинным взмахом руки и правит коня прямо по телу убитого им пленника, всем своим гордым видом изображая, что образцовая казнь с намеком на наше ближайшее будущее завершена, а завоевателям пора заняться другими делами.

Несколько минут я стою не шевелясь, будто превратился в небольшой айсберг. У меня на глазах только что расправились с моим боевым товарищем, другом, ближником, как здесь называют. Хладнокровно прикончили безоружного. и раненого. Из старой гвардии со мной остались лишь Невул да Голец, о судьбе которого ничего не известно, жив ли… А Жила вон он лежит в кроваво-снежном месиве с острой палкой в теле. Как же ты, братец, умудрился так попасть? В другое время я бы не сходя с места поклялся отомстить убийце и прикончить тварь любым из доступных способов будь он хоть князь, хоть папа римский. Однако, не в моем положении кому-то что-то обещать, поэтому я не стал сотрясать воздух грозным базаром, а просто решил, что ежели доведется выйти из этого попадалова живым — обязательно спрошу с Горхида. Он мне еще за Мороза, Рыка, Диканя и Торельфа задолжал…

Прекратив против нас всяческую активность, латгалы с земиголами снова устремляются грабить окутанный зимним вечерним мраком подол, а курши большей частью сосредотачиваются в районе пристани. Но наивно надеяться, что хитрый князь с янтарного берега оставит наш гарнизон в покое. Несколько маленьких куршских отрядов разожгли вдоль всей окружности крепости с десяток костров, чтобы осветить прилегающее к стенам пространство и не дать нам незаметно выскользнуть, сами же устроились на безопасном для стрел отдалении на ночное дежурство. Обежав по настилу внутренний периметр стены, я насчитываю пять таких отрядов и делаю вывод, что грядущую ночь мы переживем, а вот на следующий день планы строить не стоит — выскребут нас как ненужное дитя из мамкиного чрева. Коли так, то хорошо бы всем перед неравной схваткой прилично выспаться. Выспаться, не забывая о сменных караулах на участках стены, мало ли чего надумает каверзный Горхид.

Вдвоем с Сологубом делим стену на сектора, распределяем очередность караулов. Получается у нас четыре пары на одну смену. Для того, чтобы какое-то время бодрствовать и следить за округой боевого опыта не нужно, здесь нам помогут и плотники и мужички из числа спасенного полона, так что заслуженный, полноценный отдых получат все без исключения.

Погода резко меняется, к ночи заметно крепчает мороз, оседает бледным инеем на бородах и ресницах. Всем приходится утеплиться, накинуть поверх защитного железа у кого что имелось из зимнего.

Общий совет, состоящий из всей свободной от караула мужской части гарнизона собирается на укрытой снежком палубе одной из почти достроенных лодий. То, что все корабли находятся на лодейном дворе — хорошо. Вот они голубчики лежат на боку впритирку как пирожки на противне. Мы уже договорились при приближении смертного часа запалить Глыбины поделки, чтобы не достались ворогу в качестве трофейного имущества. Обольем горючей смесью для огнемета приготовленной и запалим, собака Горхид только облизнется.

Собрались все за исключением Яромира, Юрки и Кокована. Хозяйственный лютич помогает женщинам возиться с поздним ужином, снует подле небольшого костра, пацан таскает дрова, а старый музыкант греет озябшую тушке у огонька.

Я сижу на одной гребной скамье со Стегеном по центру корабля. Зарево костра отлично долетает сюда, разгоняет мрак на палубе, высвечивает детали. На противоположной скамье развалился в одиночестве Сологуб. Боевую бронь он скинул, оделся в меховую накидку с головой так, что только длинный шнобель торчит наружу. На самой корме жмутся друг к дружке окоченевшие южане — Джари с Мадхукаром. Глыба со своими и шестеро вырученных из плена тоже присутствуют, тесно сидят на носу и возле рулевого весла. Воодушевление одержанной победой с их лиц уже спало, уступив место тревожному ожиданию нехорошего. Вот тебе и срубили кораблики князю Рогволду… Впрочем, мастеровым совсем необязательно стоять тут насмерть, ежели сдаться скумекают, может еще поживут. Шепну им попозже…

Минут пять угрюмо молчим. Каждый понимает к чему клонится дело, но озвучивать свои догадки не спешит. Тишину на корабле нарушает Сологуб, запрашивает данные о количественном наличии средств активной обороны.

Заранее подсчитав стрелы и запасы смолы, приходим к мнению, что того и другого у нас в достатке: смолы в больших бочках еще полно и стрел земиголы внутрь крепости напуляли щедро. Весь вопрос в том как нам всем этим добром подольше попользоваться и выпустить из супостата как можно больше дурной кровищи.

Припасы съестные нас заботят меньше всего. На пару дней хватит, а больше и не потребуется, сами кормом вороньим станем, если не случится какое-нибудь расчудесное чудо.

Итак, что мы имеем?

Ни хрена мы не имеем!

Около двадцати бойцов, кучку напуганных ремесленников в настоящем бою бесполезных, ревущего во все горло ребенка в землянке и несколько баб…

Из памяти внезапно всплывают пронзительно синие глаза Рогнеды, Рогволдовой дочки. Сологуб сказал, что пока мы мотались в корчму, старший брательник Рогнеды знатно всыпал собравшимся на мосту через Полоту земиголам и латгалам. Полсотни всадников в тяжелой броне и с копьями наперевес вылетели из городских ворот, с разгону смели с моста несколько десятков пришлых, еще столько же порубали в короткой, злой сече да так же