Попаданец со шпагой - Вячеслав Коротин

Семена в очередной раз упали на подходящую почву. Можно не сомневаться.

Засядько отпустил меня на обустройство, но я готов был поспорить на что угодно: моя идея засела у него в мозгу зазубренным гвоздем, и, пока не доведет ее до ума, не успокоится.

На следующий день познакомился с коллегами-химиками.

Только один из пятерых – природный русский: Козлов Илья Савватеевич из Московского университета. Трое из остальных, хоть и сильно обрусевшие, немцы (говорили без акцента), но немцы все-таки: Клюверт, Миллер и Клаус. А пятый так вообще с трудом по-русски изъяснялся. Гиппенберг Рудольф Оттович.

И вот как тут секретность соблюдать?

Но зато лабораторию к моему прибытию подготовили на «пять»! С чисто немецкими тщательностью и аккуратностью, просто глаз радовался – захотелось начать работать немедленно, но этот дурацкий порыв я быстренько задавил в зародыше. В стахановца начну играть с завтрашнего дня.

А с завтрашнего дня действительно понеслось: мне потребовалось только объяснить коллегам суть синтеза, дать пропорции, а дальше «местные» химики справлялись уже получше меня – все-таки сказалась привычность в обращении с современным им оборудованием. Кстати, как я узнал позже, и жалованье им было положено поболее моего, и даже больше, чем у Засядько. Но зато они не имели права выходить за ограду на протяжении года, только в церковь по праздникам, и то в сопровождении конвоя.

Но пошли на это и не пищали – работали так, что я просто диву давался. Запасы пороха за две недели перекрыли мою трехмесячную добычу в Риге. И это при всем при том, что я отошел от непосредственно синтеза и занялся исследованиями и рационализацией. И общением с подполковником, который загорелся подкинутой мною идеей. Оказалось, что проблем до чертовой матери, начиная от банальных трубчатых направляющих до способов стабилизации ракеты в полете. Что самое смешное: на данный момент лучшим решением оказались не стабилизаторы, на предмет которых я и не сомневался, а банальная палка, вставленная в хвост летящего на реактивной тяге снаряда.

Но коли производство пороха в разы превосходило рижское, то и количество отходов соответственно. Теперь их выливать некуда, да и жалко – кислоты тогда ой как дороги были.

Разделить отработанную нитрующую смесь, конечно, по тем временам нереально – не сделать мне установку для вакуумной перегонки таких здоровенных размеров. Но кое-что ценное из данной гремучей смеси выжать все же можно: дважды в сутки мы относили накопившееся для утилизации сырье к огромному глиняному кувшину и там аккуратно нейтрализовали в известковом молоке. Через несколько дней с соблюдением необходимых мер предосторожности этим занимались несколько солдат, а химики на такое уже не отвлекались.

Гипс, конечно, получался при этом никуда не годный, но зато полтора пуда кальциевой селитры в неделю мы таким образом «отбивали». А это очень немалая экономия для казны.

Кстати, о гипсе: именно его образование в качестве побочного продукта нашей научной организации труда заставило меня вспомнить, что я совсем забыл о гипсовых повязках – во дурак! Разумеется, это нужно как можно быстрее довести до ума и отправить идею вместе с образцами Бородкину. Тут даже и секретить необязательно…

Не беда, что получавшийся в результате нашей переработки отходов сульфат кальция был сильно загрязнен непрореагировавшей известью: природный гипс – сырье весьма доступное и дешевое, а превратить его в алебастр тоже не проблема.

То есть это можно организовать достаточно быстро и эффективно.

Куда там! Когда я обратился с данной идеей к Засядько, то выслушал он терпеливо и внимательно, но, как мне показалось, просто из вежливости дал возможность выговориться. И я не ошибся: мои мысли не зацепились за его сознание – думал он все время только о своем. Кой черт меня дернул подкинуть этому подполковнику идею с «Катюшами»?

Как только я закончил, мой начальник торопливо выдал: «Об этом потом». И вывалил на стол груду своих чертежей.

– Вот смотрите, Вадим Федорович, здесь несколько набросков будущих ракет…

Оно мне надо? Тем более что в этом деле я не рублю совершенно.

Но Александр Дмитриевич пристал как банный лист к известному месту. Не с первого раза удалось добиться понимания того простого факта, что я химик, а не баллистик.

Еще со школы ненавидел кинематику: как только там в формулах появлялись синус или косинус, мое сознание мгновенно отключалось. Со всей остальной физикой я дружил, кроме волновой – косинус омега тэ, это вообще было для меня абсолютно нецензурным словосочетанием.

Так мало того, что мой начальник совершенно конкретно грузил своего подчиненного совершенно чуждыми для основной работы проблемами, он вообще стал в значительной степени манкировать своими основными обязанностями: обеспечивать сырьем и оборудованием работы по производству бездымного пороха. Мне за последние пару недель пришлось не раз вежливо напоминать подполковнику, что кончаются то кислота, то селитра, то хлопок, то спирт…

Нет, я понимаю – сам человек увлекающийся, но нельзя же быть таким мальчишкой… Ведь есть же «госзадание», а ты назначен главным… Понимаю и то, что очень хочется воплотить свою идею, внедрить ее в массовое производство… Но елки-палки!

Он ведь, кроме всего прочего, стал у меня бездымку для своих ракет выцыганивать. Нормально, да?

То есть мало того, что сам на своем ракетном полигоне постоянно пропадает, так еще и то, что мы тут впятером вымучиваем за два дня, хочет выпшикать для пары полетов своих экспериментальных снарядов.

Вроде проникся и в дальнейшем довольствовался простым черным порохом, который в данном деле, кстати, ничем не уступал бездымному, а еще и шлейф оставлял, что при массовом применении ракет должно весьма способствовать нужным настроениям у обстреливаемых ими.

Работали около десяти часов в сутки, так что на «быт» времени хватало. Только вот заполнить его было практически нечем. Понятно, что о развлечениях двадцатого века типа кино или телевизора можно и не мечтать, но ведь и чтива подходящего не найти – на мой вкус, все книги того времени написаны очень уж тяжеловесным языком. Может, кто-то и получает удовольствие от чтения «Слова о полку Игореве» даже в адаптированном варианте или находит великим творчество Сумарокова с Тредиаковским – я не из их числа. Даже пьесы Фонвизина как-то не очень… Ну что поделаешь, я такой, как есть… И что? Бушковскую «Пиранью», я не знаю, какой уже раз перечитывать?

Так чем заняться в свободное время?

К тому же отлучки за пределы периметра без особой на то необходимости, мягко говоря, не приветствовались.

Некое подобие офицерского собрания нашего «гарнизона», куда кроме пятерых офицеров допускались еще и химики, работавшие вместе со мной, также не представляло из себя «развлекательный центр» – там даже бильярда не было. Только что в картишки перекинуться, но я любителем такого времяпрепровождения никогда не был.

И что прикажете делать в свободное от работы (которая тоже изрядно поднадоела) время?