Красный сфинкс - Александр Дюма

— Позовите Беренгена, — распорядилась королева. — Он должен быть в прихожей короля.

Госпожа де Фаржи поспешила привести Беренгена.

Это был высокий и красивый малый, рыжебородый блондин, полуголландец, полунемец, однако воспитывавшийся во Франции и очень любимый королем, которому он был чрезвычайно предан.

Госпожа де Фаржи тащила его за рукав: он не знал, чего от него хотят, и, верный приказу, лишь по специальному распоряжению королевы покинул свой пост в передней.

Но попугай был очень умен; увидев входившего Беренгена, он понял, что можно говорить по-голландски, и, не дожидаясь, чтобы у него попросили пятый комплимент, произнес:

— Och mijne welbeminde Konigin, ik bemin u, maar ik bemin u meer in hollands, och mijne liefste geboortetaal.

— Ого! — воскликнул в изумлении Беренген. — Этот попугай говорит по-голландски, словно он из Амстердама.

— А что он мне сказал? Будьте любезны перевести, господин Беренген, — спросила королева.

— Он сказал вашему величеству: «О, моя возлюбленная королева, я люблю вас, но еще больше я люблю вас на голландском, моем милом родном языке».

— Отлично! — произнесла королева. — Теперь можно на него посмотреть, я не сомневаюсь, что он столь же красив, сколь и образован.

С этими словами она сняла накидку и (о чем начала уже догадываться) обнаружила в клетке вместо попугая хорошенькую крохотную карлицу, не более двух футов роста, во фризском костюме, сделавшую ее величеству изящный реверанс.

Затем она вышла из клетки через дверцу, достаточно высокую, чтобы ей не надо было нагибаться, и сделала второй реверанс, еще более грациозный, чем первый.

Королева взяла ее на руки и расцеловала как ребенка — и в самом деле, хотя карлице исполнилось уже пятнадцать лет, она была не больше двухлетней девочки.

В это мгновение в коридорах послышались крики:

— Господин Первый! Господин Первый!

Мы помним, что, согласно придворному этикету, так называли первого камердинера короля.

Беренгену нечего больше было делать у королевы, и он поспешно вышел и наткнулся в дверях на искавшего его второго камердинера.

Пока дверь была открыта, королева услышала торопливые фразы:

— Что случилось?

— Король зовет господина Бувара.

— Боже мой! — воскликнула королева. — Не случилось ли какого-то несчастья с его величеством?

И она вышла, чтобы справиться, но увидела лишь спины двух камердинеров, убегавших в противоположных направлениях.

Пришли доложить королеве, что портшезы готовы.

— О, я же не могу покинуть дворец, — сказала она, — не узнав, что случилось у короля.

— А почему бы вашему величеству не пойти туда? — спросила мадемуазель де Лотрек.

— Я не смею, — сказала королева, — король не звал меня.

— Непонятная страна, — прошептала Изабелла, — где жена, беспокоясь, не смеет справиться о муже.

— Хотите, я схожу узнаю? — предложила г-жа де Фаржи.

— А если король рассердится?

— Полно, не съест же он меня, ваш король Людовик Тринадцатый.

И, подойдя к королеве, г-жа де Фаржи шепнула:

— Лишь бы мне на миг его увидеть — и вы будете знать, что с ним.

И в три прыжка она выбежала из комнаты.

Через пять минут она вернулась, хохоча во все горло.

Королева перевела дух.

— Кажется, ничего серьезного, — сказала она.

— Напротив, все очень серьезно: была дуэль.

— Дуэль? — переспросила королева.

— Да, притом в присутствии короля.

— И кто же на это осмелился?

— Господин де Бассомпьер и господин Барада. Господин Барада ранен.

— Ударом шпаги?

— Нет, ударом шпиговальной иглы.

И г-жа де Фаржи, ставшая было серьезной, вновь разразилась присущим ее веселой натуре громким смехом, звуки которого падали подобно жемчужным четкам.

— Теперь, когда мы обо всем извещены, сударыни, — сказала королева, — не думаю, чтобы это происшествие помешало нашему визиту к сеньору Лопесу.

И поскольку Барада при всей своей красоте не вызывал большой симпатии ни у Анны Австрийской, ни у дам ее свиты, никому не пришло в голову что-либо возразить на предложение королевы.

Карлицу она отдала с рук на руки г-же Белье. У малютки спросили ее имя; оказалось, что ее зовут Гретхен, — это означало одновременно «Маргарита» и «жемчуг».

У подножия большой лестницы Лувра стояли портшезы. Один из них был двухместным. Королева села в него с г-жой де Фаржи и маленькой Гретхен.

Через десять минут они оказались у дома Лопеса, обитавшего на углу улицы Мутон и Гревской площади.

В ту минуту, когда носильщики поставили портшез королевы перед дверью Лопеса, с колпаком в руке стоявшего на пороге, какой-то молодой человек поспешил отворить дверцу и предложить руку ее величеству.

Этот молодой человек был граф де Море.

Кузина Марина записочкой предупредила кузена Жакелино, что королева между одиннадцатью часами и полуднем будет у Лопеса, и граф не преминул туда явиться.

Что было его целью? Приветствовать королеву, пожать руку г-же де Фаржи или обменяться взглядом с Изабеллой? Не беремся ответить; мы можем лишь утверждать, что, поклонившись королеве, проводив ее в магазин и пожав руку г-же де Фаржи, он подбежал ко второму портшезу и предложил руку мадемуазель де Лотрек не менее церемонно, чем королеве.

— Простите меня, мадемуазель, — сказал он Изабелле, — что я не подошел сначала к вам, как того непременно хотело мое сердце; но там, где находится королева, почтению принадлежит первое место даже по сравнению с любовью.

И, подведя девушку к группе, образовавшейся вокруг королевы, он поклонился и сделал шаг назад, не давал Изабелле времени ответить ничем, кроме румянца на лице.

Поведение графа де Море разительно отличалось от поведения других дворян; все три раза, что он оказывался лицом к лицу с Изабеллой, он выказывал ей такое уважение и такую любовь, что каждая из этих встреч не могла не оставить следа в сердце девушки; неподвижная и задумчивая, она стояла в уголке магазина Лопеса, меньше всего на свете думал о разложенных перед ней богатствах.

Войдя, королева осмотрелась, отыскивая взглядом испанского посла, и увидела, что он разговаривает с гранильщиком, у которого, похоже, хочет узнать цену нескольких украшений.

Она же привезла Лопесу великолепную нитку жемчуга, где некоторые жемчужины умерли и нуждались в замене.

Но цена восьми — десяти недостающих жемчужин была столь высока, что королева не знала, соглашаться ли; тут к ней подошла г-жа де Фаржи: разговаривал с графом де Море, она одним ухом слушала Антуана де Бурбона, а другим королеву.