Ночной хозяин - Данил Коган

Ох, не свои мысли излагал сейчас горожанам субпрефект. От всей этой речи прямо-таки несло Вальдштайном. После подобного ультиматума бунт мог бы вспыхнуть сам собой. А если герцог Ландерконинг и прочие дворяне округа, сочувствующие обновленцам, объявили бы себя защитниками горожан от «произвола имперских чиновников», то бунт становил бы попросту неизбежен.

Пора собирать в особняке всех своих, там можно какое-то время держать оборону. Конечно, в окрестностях города квартирует семь тысяч солдат, и это весомый козырь. Но и у дворян есть наемники и ополчение. И у города есть гарнизон, которому платит городской совет. В общем, кризис назревал нешуточный, и Оттавио собирался озаботиться своей безопасностью и безопасностью своих друзей сразу после того, как ар Моррисон его отпустит.

Однако ар Моррисон не торопился отпускать подчиненного. Он заговорил о стягивании в Эвинг наличных сил стражи префектуры из других городов округа, давая понять Оттавио, что лучшим кандидатом на то, чтобы ехать за подмогой, будет именно он. Оттавио не успел ничего ответить. Они с ар Моррисоном вышли из ратуши. Перед выходом, в сопровождении двадцати конных драгун, расположился Секондино ар Стрегон.

— Позвольте мне поговорить с полковником, Джеймс.

— Да-да, конечно. Я так понимаю — это наше сопровождение.

Оттавио подошел к брату.

— Давно не видел тебя, где пропадал?

— Усмирял бунты гарнизонов, сохранивших верность гер Грау. Вернулся в город вчера. И тут, по слухам, ты опять отличился, Оттавио. Дела совсем плохи, раз меня с ребятами определили вам в охрану.

— Ничего, солдаты твоего маршала защитят нас. Восемь тысяч мечей с твоими «Кровавыми копьями» — серьезная сила.

— Вот только… — Секондино понизил голос почти до шепота, — в окрестностях Эвинга сейчас едва наберется тысяча солдат, поддерживающих видимость функционирования наших военных лагерей.

Оттавио присвистнул.

— Вот это новости, братец. И где же остальные?

— Отбыли небольшими отрядами и размещены согласно диспозиции. Тебе бы уехать отсюда.

— Прямо сейчас не могу. Информация не для распространения?

— Только для тебя. Мы должны максимально долго поддерживать видимость собранного здесь ударного кулака. Ну, что, двинулись?

Все окружные чиновники, меж тем, уже покинули ратушу и сгрудились вокруг субпрефекта и понтифика. На них свистели, шикали, бранились собравшиеся перед ратушей бюргеры, которые уже непостижимым образом разузнали об ультиматуме ар Моррисона. Из толпы кто-то метнул камень в сторону собравшихся «окружников».

По знаку полковника драгуны спрыгнули с седел и направили аркебузы на толпу.

Горожане начали разбегаться в панике, опрокидывая и топча друг друга. Площадь довольно быстро очистилась от смутьянов.

Кто-то из чиновников, бравируя, высказался в том смысле, что чернь не так уж и страшна, если ее припугнуть оружием. Однако Оттавио понимал: все это только начало. Толпа могла с таким же успехом наброситься на солдат, и двадцать аркебуз их бы не спасли.

Страх в сердцах пока проигрывал ненависти. Но только пока.

Немного доброго отношения

По дороге к Зеленому дому Оттавио откровенно заявил ар Моррисону, что он не почтовый голубь и никуда из Эвинга сейчас не уедет. Мол, маркиз поручил ему приглядывать за племянницей, и в такое время он просто не имеет право покидать город. Ар Моррисон был страшно недоволен его отказом, но поперек прямого распоряжения маркиза не полез. Они очень сухо распрощались возле Пантеона, и Оттавио поспешил к себе.

В особняке его встретил Хартвин, который выглядел, как пыльным мешком ушибленный хомяк.

— К вам, ворст, ээээ тут, в общем, нууу. Посетитель, вот. В кабинете он. Сидит. Ждет. Вас. Ворст.

Оттавио закатил глаза и прошел в кабинет. Похоже, еще немного Хартвина в помощниках, — и он начнет ходить с закаченными глазами постоянно!

На стуле, возле рабочего стола Хартвина, примостился юноша зим пятнадцати от роду. Его — бывшая когда-то приличной — одежда износилась до последней степени. Сам он был ужасно грязен и изможден. Руки красные, обветренные — очевидно, последствия легкого обморожения. Парень был тощим, как хвощ, видимо, какое-то время голодал. Однако что-то его облике, в том, как он держался, не позволяло причислить его к простым уличным попрошайкам.

Картина маслом «благородный юноша в беде». Малые алландцы.

При появлении Оттавио молодой человек встал и учтиво поклонился.

— Господин Оттавио ар Стрегон? — спросил юноша.

— Собственной персоной. А вы…?

Молодой человек достал из заранее распоротой подкладки своего замызганного камзола увесистый пакет.

— Вы все поймете, когда прочтете это послание, господин ар Стрегон. Мне кажется, так будет проще, особенно если вы признаете почерк.

Парень говорил с заметным акцентом, который был свойственен уроженцам Моравии. Почерк на конверте Оттавио узнал сразу же, сердце вдруг защемило, он грузно сел на стул и слегка подрагивающими руками вскрыл конверт.

Они с Боженой не общались и не переписывались с того самого летнего перелома. Что это ей пришло в голову писать ему после стольких лет молчания?

«Оттавио, мой сердечный друг. Не знаю, вспомните ли вы меня после стольких лет разлуки. Я знаю, что вы живы и служите в Эвинге при имперском окружном суде. Возможно, вы все еще злы на меня за мое предательство. А может, выбросили Божену Ронович из головы, как поступают достойные господа с ошибками молодости.

Я не знаю, как вы отнесетесь к тому, что я собираюсь доверить этому письму. Но у меня все равно нет иного выбора, кроме как написать вам, в надежде, что вы не швырнете мое послание в пламя камина, а прочтете обращенную к вам мольбу женщины, которая когда-то любила вас. Дочитайте мое послание до конца, Оттавио.

Я пишу, что любила вас, и вы вполне можете упрекнуть меня в том, что, если бы это было правдой, я не поступила бы с вами так жестоко. Не разбила бы вам сердце, не вышла бы замуж за другого. Правда в том, Оттавио, что если бы я могла вернуться назад, в тот злополучный день, зная то, что я знаю сейчас, я бы уехала с вами, как вы и просили меня. Я не собираюсь оправдывать свой поступок, мне нет оправдания. Все мы совершаем ошибки. Мое согласие на помолвку с Перштейном и разрыв с вами были самой большой ошибкой в моей жизни. Но ничего не исправить. Не вернуть утраченное, не собрать прошлогодний снег.

Поверьте, Оттавио, я никогда не стала бы тревожить вас и будить не самые приятные для вас воспоминания, если бы не крайняя нужда, в которой я сейчас нахожусь.

Вы жили в Вышеграде еще четыре года после нашего расставания, поэтому наверняка слышали, что у нас с мужем после свадьбы родился сын. Милош. Наследник рода Перштейнов. У Перштейнов есть слабенький семейный дар, последние несколько поколений в роду регулярно появляется наследник — видящий.