Случайная - Екатерина Риз

- И тебе его подарили? – переспросил меня Лёня, задумавшись. – Он, наверное, дорогой.

- Я не знаю, сколько он стоит, - честно ответила я. – И мне всё равно.

- Конечно, - поспешил он согласиться. Кинул на меня быстрый взгляд. – Но для тебя это важный подарок, я прав?

- Дело не в подарке, - проговорила я неуверенно, зачем-то отвернулась, прячась от чужого взгляда.

- Дело в человеке, - подсказал он. Как-то выпалил, и обоим стало неприятно, и мы замолчали.

Наверное, прошла минута, в этом неловком, по крайней мере, для меня, молчании. И я, понимая, что, скорее всего, совершаю ошибку, пустилась в пространные объяснения.

- У Давида куча таких историй, поэтому я не стала бы верить каждому колечку или булавке. У него талант сочинять сказки, - я не удержалась и добавила в голос ехидства. – Наверное, от предков-лавочников досталось.

- Я понял, о ком ты говоришь, - неожиданно оживился Лёня. – Точнее, вспомнил. Мой друг занимается установкой охранных систем, однажды попросил ему помочь, мы устанавливали сигнализацию в антикварном магазине у Кремля. – Лёня отнял одну руку от руля и щёлкнул пальцами, пытаясь что-то вспомнить. – У них такая интересная фамилия.

- Кравец, - тусклым и недовольным голосом подсказала я ему.

- Точно, Кравец. Олег ещё рассказывал мне про их семейство. Богатые, говорит.

- Понятия не имею, - проговорила я и снова отвернулась к окну.

- Так это один из них тебя тогда у ресторана ждал?

Я расправила плечи, ощущая на них огромную тяжесть. Я решилась рассказать Лёне сказку про перстень, а он обрадовался и устроил мне допрос.

- Если честно, я не хочу об этом говорить, - сказала я ему.

Он примолк, задора в нём заметно поубавилось. Мы снова замолчали, но в этот раз ненадолго. Лёня первым подал голос.

- Извини меня. Мне не нужно было…

- Я ещё не решила, оставлю ли подарок, - сообщила я ему. – Даже если перстень ничего и не стоит, - у меня вырвался вздох. – Даже если он ничего и не стоит, деду Давида он весьма дорог. Вот и пусть вернёт ему.

- Думаю, у его деда достаточно игрушек.

Я взглянула на Лёню непонимающе.

- Ты о чём?

Он плечами передёрнул.

- Я же говорю, я вспомнил, что мне друг об их семье рассказывал. О деде Кравец по городу шёпотом разговаривают. Говорят, что он сумасшедший, убил кого-то, поэтому его столько лет держат под замком.

- Глупости какие, - от души поразилась я коварству злых языков. – Борис Иосифович, конечно, не пример для подражания, но точно не убийца, и на сумасшедшего не похож. Думаю, по рассудительности и расчётливости, он нам с тобой обоим десять очков вперёд даст.

- Ты, правда, с ним встречалась?

- Встречалась.

- Он живёт в брошенной деревне? Как отшельник?

- Ещё одна глупость! – Я от несусветности свалившихся на меня слухов, начала злиться и повысила голос. – Нам бы с тобой быть такими отшельниками! Просто у Бориса Иосифовича агорафобия, он не покидает свой дом. А тут напридумывали – убийца, сумасшедший! Ещё в маньяки человека ни за что запишите. – Я поводила ладонью по своей коленке, после чего зачем-то добавила: - Он, конечно, человек весьма специфический, я бы даже сказала, что чрезвычайно тяжёлый, но такое говорить…

- И он живёт совсем один?

- Нет, с экономкой.

Лёня изумлённо хохотнул, качнул головой.

- Вдвоём, в целом доме?

Я кивнула, после чего напомнила ему:

- Ты же сам говорил, что у тебя друг занимается охранными системами, вот Борис Иосифович с Люсей под такой охраной и живут.

Лёня почесал в затылке.

- Да уж, чего только в жизни не бывает.

Я решила согласиться. Точно, чего только не бывает. Вот у меня обычно не бывает в руках старинных перстней с рубинами, а тут – пожалуйста.

- Хотел бы я побывать у него в доме, - в задумчивости проговорил Лёня.

- Сходи в музей, - посоветовала я. – Всё точно также.

Он посмотрел на меня, хмыкнул и снова отвернулся. Выглядел задумчивым. Настолько, что мне даже скучно стало. Не хотелось ничего говорить, чтобы, не дай бог, не сбить его с важной, увлекательной мысли.

У моего подъезда мы немного неловко простились. Улыбались друг другу, а я не знала, что делать – то ли руку ему на прощание подать, то ли щёку для поцелуя подставить, то ли повиснуть у него на шее, как девчонка, придавая дополнительную лёгкость нашим дальнейшим отношениям. Но нужна ли мне эта лёгкость, вот в чём вопрос. И Лёня тоже смотрел на меня в некоторой прострации пару секунд, после чего всё же наклонился и поцеловал меня в щёку, на секунду дольше необходимого прижавшись ко мне губами.

- С Новым годом, - проговорил он особым медовым голосом, что, правда, на меня никак не подействовало. В том смысле, что в душе ничего не дрогнуло, и ни одна бабочка не подумала вспорхнуть и крылом мою душу задеть. Но я улыбнулась Лёне в ответ, со всей теплотой и благодарностью, и отозвалась:

- С Новым годом. Надеюсь, у тебя в новом году всё получится.

- Я тоже очень на это надеюсь, - сказал он и широко улыбнулся.

- Пока, - тихо проговорила я, и направилась к своему подъезду. Догонять меня Лёня не стал. Хотя мог бы, если бы был чуть смелее и имел на меня какие-то серьёзные виды. Мог бы догнать, схватить за руку, развернуть к себе и поцеловать. Я даже представила себе эту картину, вот только почему-то в роли того, кто схватит и поцелует, в моём воображении получился Давид Кравец, а не сосед Лёня. И ещё поэтому я прибавила шаг и поспешила скрыться в подъезде, забыв махнуть поклоннику рукой на прощание.

Оказавшись дома, я заперла за собой дверь, сняла в прихожей сапоги и поспешила на кухню, выглянула в окно. Лёни под окнами уже не было, смылся сразу, как только я от него отвернулась, надо полагать. Что ж, в сообразительности ему не откажешь. Я потаращилась на полосу света под электрическим фонарём, затем подняла глаза к звёздному небу, и вдруг осознала, что я уже в новом году. Очень странное чувство. Вроде ничего не случилось, прошло всего несколько часов, а ощущение, будто пересечён некий очень важный рубеж. Что тебя непременно ожидают перемены в жизни, и никто не спрашивает, хочешь ли ты их.

Я прошла в комнату и взяла с полки подарочную коробочку с бантом из тафты. Открыла её, и некоторое время просто смотрела на перстень, потом надела себе на палец. Перстень был мне велик, болтался на тонком пальце, тяжёлый и пугающий. Не знаю, что именно меня в нём пугало, наверное, непонимание его истинной ценности и того, что Давид хотел мне сказать этим подарком. Прощальным этот подарок явно не был. Может, дело в том, что однажды я уже держала его в руках? Восхищалась им, слушала сладкие речи в его адрес, и верила каждому слову. Но кто сказал, что я хочу повторения?