Губернатор - Адам Пшехшта

– Нет. Есть еще одна проблема: Кинжальщики. Это тайная организация, фракция ПСП. В свое время им удалось покушение на генерала Скалона. Они не маги и тем более не адепты, однако владеют определенными… способностями. Прежде всего, огромными боевыми способностями. Один Кинжальщик справится с десятью солдатами, и это не метафора, – предупредил Самарин.

– И сколько их?

– Трудно сказать, не меньше чем несколько десятков, но не больше нескольких сотен. К сожалению, в этом вопросе у нас точной информации нет, это довольно секретная организация.

Брусилов кивал и крутил в пальцах перо.

– Проблема, – сказал он. – И как вы оцениваете вооружение поляков?

– Действия до этого времени доказывают, что у них достаточно артиллерии, не исключая тяжелых гаубиц. Несколько самолетов и бронепоезд.

– Что?!

– Тяжелый немецкий Panzerzug.

– Этого нам только не хватало, – буркнул под нос Брусилов. – А немцы, как вы думаете, будут поддерживать поляков?

– По информации, добытой агентурой нашей разведки, между поляками и немцами не существует никаких конкретных договоренностей, – осторожно ответил Самарин. – Мне кажется, немцы оставили в Варшаве боеприпасы, которые и так было трудно эвакуировать, в надежде, что город будет защищаться. Ну и позволили создать Полиш Вермахт.

– Бронепоезд было тяжело эвакуировать?

– Бронепоезд – это загадка, – признал Самарин. – Не исключено, что немцы будут поддерживать поляков боеприпасами и в будущем, даже если и не планировали этого. Для них это идеальная ситуация – Варшава оттягивает на себя часть наших войск. Им тоже мешает независимость Польши, но они все равно потеряли эти территории.

– Ну да, – протянул Брусилов. – Ни в коем случае мы не можем допустить, чтобы поляки поддерживали кайзера. Если мы не сломим польскую оборону в течение недели, нужно будет пойти на уступки и принять статус Варшавской Республики как независимого государства, настаивая на том, чтобы они сохраняли нейтралитет к обеим воюющим сторонам. Вы понимаете, генерал, что это крайне невыгодная для нас позиция?

– Конечно, нужно будет скорректировать план укреплений на линии Вислы.

– Черт с ним! – махнул рукой Брусилов. – Это тактическая проблема. Хуже то, что Польша снова станет субъектом международной политики. Последствия этого будут непредсказуемы! Правда, не только для нас, но и для немцев. Поскольку трудно допустить, что поляки воспылают любовью к странам, которые отобрали их земли, поработили их и попытались национализировать.

Самарин дипломатично кашлянул.

– Это довольно радикальный подход, – заметил он. – Не то чтобы я не был согласен с вашим анализом, однако боюсь, что большинство видит это по-другому.

– Не сомневаюсь! – сказал Брусилов. – Для них история начинается с последнего раздела Польши, а поляки – это бунтовщики, неизвестно почему ненавидящие нашу империю. Только это заблуждение. Опасное заблуждение, которое ни я, ни вы не можем себе позволить, – подчеркнул он. – Но довольно об этом, надеюсь, что это только академический вопрос и через пару дней мы организуем парад победы в Варшаве. Тогда и подумаем, как умаслить поляков. Не буду больше отнимать ваше время, – закончил он.

Возвращаясь к себе в квартиру, Самарин ощущал облегчение, смешанное с разочарованием. Подразделение «Омега» будет воевать без него: вроде бы ничего нового, в конце концов, офицеры его ранга редко воюют в окопах, однако у генерала было странное предчувствие, что в этот раз им грозит особая опасность, и необходимость наблюдать за битвой издалека вызывала беспокойство. С другой стороны, штурм города должен придушить очередную инициативу независимости поляков, которую он воспринимал со смешанными чувствами из-за жены. Ну и с другой стороны баррикады – хоть и формально! – находились Олаф и Анастасия. Если бы не видения Анвельта, он был бы рад, что пропустил штурм Варшавы. К этому добавились страхи Брусилова – поляки всегда были ему симпатичны, однако мысль, что в случае неудачи империи он вынужден будет вести переговоры со своими подданными, его раздражала.

– Черт возьми! – выругался он под нос. – Надо выпить.

* * *

Зазвенели стекла. Самарин схватил стоящий на краю стола стакан, спасая его от падения. Анна долила ему чай, подсунула кусочек собственноручно испеченного пирога. Он поблагодарил, но выражение его лица говорило о том, что он мыслями далеко отсюда.

– Вкуснотища! – заявил Матушкин, нервно выглядывая в окно.

Хотя улица была совершенно пустой – жители Новоминска остались в домах, если не попрятались в подвалах, – но грохот пушек ознаменовал начало штурма. Размещенные на окраине батареи гаубицы обстреливали польские позиции.

– Может, мы уже перестанем притворяться, что ничего не происходит? – иронично спросила Анна. – Вы оба сидите как на иголках.

– Мы беспокоимся о наших людях, – пояснил Матушкин. – Ты слышала про видения юнкера?

Анна кивнула.

– Сашку пригласили в штаб Брусилова, у них там телеграф и радиосвязь с фронтом, но из-за тебя… – Он не закончил.

Девушка посмотрела на мужа, который всматривался в пространство, и поцеловала его в лоб.

– Идите! – решилась она.

– Я не могу оставить тебя в такую минуту, – ответил Самарин. – Я знаю, что ты чувствуешь.

– Да, это нелегко, – тихо признала она. – Но сидение тут ничего не изменит. Идите!

– А если мы выиграем?

– И что?

– Разве ты…

Матушкин выругался и вышел.

– Я подожду на улице, – крикнул он из-за дверей.

– Что я?

– Разве ты меня не возненавидишь?

– Уже не смогла бы, – сказала она, опуская взгляд. – Ты же знаешь. А ты? Что если Варшава выстоит?

Самарин встал на колени возле стула жены и поцеловал ее руку.

– Никогда! – заверил он. – Ты лучшее, что случилось со мной в жизни. А после окончания наступления я подам рапорт об отставке из армии. Обещаю! Пусть другие воюют, с меня хватит.

– Беги! – сказала она с бледной улыбкой.

Он поцеловал ее еще раз и поспешно сбежал по ступеням. Перед воротами каменицы стояло около десятка солдат под командованием юнкера Анвельта.

– Что это такое? – спросил Самарин, нахмурив брови.

– Страховка, – нетерпеливо ответил Матушкин. – На всякий случай. Садись!

– На какой случай? – буркнул генерал, садясь рядом с водителем.

– Если кто-то вспомнит, что твоя жена – полька, балда. А парень и так не принимает участие в штурме. Ничего с ней не случится! – добавил он, видя мину Самарина. – Анвельт – это единоличная армия.

Генерал недовольно скривился и через минуту дал сигнал к отъезду. Анвельт попал в подразделение «Омега» не из-за видений, эта способность проявилась у него довольно недавно; парень был, как это говорится в правилах, пиромагом. Проще говоря, он мог использовать символ огня. Когда-то на глазах всей армии он поджег австрийский склад боеприпасов на расстоянии целой версты. А во время немецкой контратаки почти в одиночку ликвидировал штурмовой отряд. Самарину до сих пор снились кошмары с запахом паленого человеческого мяса. Нет, что бы ни случилось, с Анвельтом Анна в безопасности.