Дом на краю ночи - Кэтрин Бэннер

– Мне нужен заем, – сказал Серджо, разъяснив бухгалтерию бара.

– Для развития бизнеса? – спросил служащий, изучая цифры и одобрительно кивая.

– Чтобы выкупить долю моего брата.

– Какой частью вы сейчас владеете?

– Половиной. Но я намерен стать единственным владельцем, брат уехал, и к тому же смотрите, как растет прибыль из года в год. – Серджо указал на нарисованный им график, отражавший доходы с 1960 по 1971 год, а стрелка, обозначенная «предполагаемый рост», устремлялась вверх, к сияющим перспективам.

Ассистент подсчитал что-то на листе бумаги с водяными знаками и удовлетворенно кивнул.

– Но мы не даем заем без обеспечения. Мой совет – заложите свою долю и на полученные деньги выкупите долю брата. Ваш бизнес можно оценить в шесть миллионов лир, так что мы готовы предложить вам кредит в половину этой суммы плюс еще немного на переоборудование или новую машину.

– Еще немного?

– Да. Три с половиной или четыре миллиона всего. Разве вам помешает новый фургон, как у других?

– И когда я смогу расплатиться?

– В следующие тридцать лет. Заем под семь процентов годовых.

Серджо подался вперед, прокашлялся и спросил:

– Если я это сделаю, кто будет владельцем бара?

– Вы, – сказал клерк. – Единственным владельцем.

Банковский служащий подготовил бумаги, и Серджо вернулся с ними в «Дом на краю ночи». От него не ускользнула ирония происходящего: он закладывает одну половину бара, чтобы выкупить другую. И все же при мысли о том, как вытянется лицо Джузеппино от этой новости, он испытывал мрачное удовлетворение.

Джузеппино действительно взорвался таким бурным негодованием, когда ему сообщили о плане, что казалось, он снова на острове и неистовствует в доме. Но Серджо говорил со спокойной уверенностью:

– Я оценил бизнес. Я сделал все честно, следуя инструкциям банка, – это половина стоимости дома и половина от прибыли за три года. Ты получишь много денег, Джузеппино. Миллионы лир. Ты сможешь поступить в университет, как и хотел. Ты сможешь делать что угодно с этими деньгами.

– Ты выживаешь меня из дома! – кричал Джузеппино. – Ты хочешь избавиться от меня! Уехав к дяде Флавио, я не говорил, что уезжаю навсегда!

– Но ты уехал! Ты украл книгу и сбежал, тебя не интересовал бар.

– Может, я захочу вернуться, – внезапно тоненьким голосом возразил Джузеппино. – Откуда я знаю?

– Так возвращайся, – сказал Серджо. – Если ты этого хочешь. – Неожиданно у него сжало грудь, он не сразу понял почему. И вдруг до него дошло, что ему не хватает брата. – Приезжай, – умоляюще добавил он.

Но Джузеппино уже бросил трубку.

Бар был заложен. Джузеппино подписал все бумаги и отослал их в банк. Узнав, Мария-Грация разрыдалась от злости, она вытянула из Серджо все скорбные детали того, что он натворил.

– Ты поставил под угрозу будущее «Дома на краю ночи»! – кричала она неистово, совсем как ее мать Пина. – Заложить «Дом» этим д’Исанту, врагам твоего деда! Из-за чего? Из-за детской вражды, из-за какой-то ссоры с братом? Семь процентов? Ты уверен, что это всегда будет семь процентов? Ты думаешь, они не изменятся за тридцать лет? Ты считаешь, что хороший бизнесмен взял бы такой заем?

Серджо, который, по правде сказать, и представления не имел ни о процентах, ни о хорошем бизнесе, склонился над стойкой бара и пробормотал:

– Я собираюсь расплатиться.

Обременив себя залогом, он еще прочнее оказался прикован к острову.

Джузеппино не вернулся. Окончив университет, он прислал фотографию, на которой выглядел сногсшибательно: в черной мантии и квадратной шапочке выпускника он стоял на лужайке, на фоне старого кирпичного здания и невозможно синего неба. И хотя старожилы все еще осуждали его поступок, достижение Джузеппино было занесено в книгу славы.

В то лето Серджо продлил часы работы бара, заменил кофемашину, а на прибыль от продажи мороженого, превышавшую ежегодную выплату банку, установил наконец неоновую вывеску. Строители Тонино и ‘Нчилино подняли ее на верх фасада с помощью веревок. Теперь террасу озарял таинственный зеленый свет, привлекавший самых разных представителей местной фауны. Ящерицы нежились в сиянии неоновых трубок как в лучах неземного солнца, а большие бархатистые мотыльки бились о лампы, вызывая снопы искр. Серджо заказал настольный футбол и всю ночь прикручивал отверткой 270 маленьких белых шурупов, натерев себе мозоли на пальцах. Отныне днем по субботам и вечерами по вторникам в баре проводились футбольные турниры.

Серджо заменил старый радиоприемник на цветной телевизор, подписался на спортивные каналы и одним движением, как его мать поколение назад, вернул бару статус сердца острова. Потому что теперь соседи собирались в баре, чтобы посмотреть футбольные матчи и дублированные кинофильмы на итальянских каналах, рекламу стиральных машин и средства для мытья окон и яркие цветные анонсы новостей Би-би-си. На деньги, которые банк выдал сверх залога, он купил трехколесный фургончик «Апе», такой же, как у Тонино, и перекрасил весь дом. Казалось, что бар вступает в эпоху процветания, как во времена, когда его открыл Амедео, но Мария-Грация считала, что в «Доме на краю ночи» ничего не меняется. Серджо вкалывал, чтобы выплатить долг, Джузеппино же в Лондоне пожинал плоды своего успеха, подтверждая каждый новый триумф фотографией: девушка, жена, дом, автомобили. К телефонным уговорам примириться с братом, которые родители вели под аккомпанемент шипения и треска помех, он оставался глух, не соглашаясь приехать домой даже погостить. Серджо ждал. Он все еще носил школьные рубашки и старые похоронные брюки, отказываясь от предложений Марии-Грации починить ему куртку или постричь волосы.

И снова ей начало казаться, что она теряет себя, как в первые дни своего материнства. Ведь она всегда была уверена, что бар принадлежит ей.

– Если бы только он женился, – сетовала Мария-Грация ночами, когда они с Робертом лежали в спальне с каменной кладкой над двориком, куда они теперь перебрались. – Или хотя бы Джузеппино привез свою английскую жену, чтобы познакомить ее с нами. Любые перемены хороши.

Но Серджо оказался даже упрямее брата, он не собирался жениться и мучеником проводил свои дни за барной стойкой – подобно тому как Флавио некогда проводил дни на коленях перед статуей святой Агаты.

Мария-Грация предчувствовала, что пока какое-нибудь потрясение не обрушится на бар, все так и останется безнадежно застывшим во времени – Джузеппино с ними нет, да и Серджо мыслями где-то далеко-далеко.

Время шло, но только не в «Доме на краю ночи», где ничего не происходило.

Перемены в жизни бара и в судьбе Серджо Эспозито произошли с появлением девочки Маддалены. Она родилась так же, как и ее отец Серджо, – ногами вперед и сразу залившись безутешным плачем. Это произошло в тот самый день, когда все три телевизора в баре транслировали падение Берлинской стены.