Потерпевшие победу. Немцы в Корсуньском "котле" - Гельмут Фогель

Несмотря на трудность поставленной задачи, большая часть личного состава 57-й дивизии сумела спастись, но, как и в остальных дивизиях, все тяжелое снаряжение и техника были потеряны. Немцам казалось, что советское сопротивление было слабее, чем ожидалось. Основным препятствием, по всей видимости, стали танковый заслон южнее Журжинцев и пехота в лесу южнее высоты 239,0. В остальном лишь обстрелы на флангах беспокоили немецкие колонны, но они не привели к значительным потерям. При взгляде из сегодняшнего дня ясно, что лучший маршрут проходил через советскую оборону вдоль дороги Журжинцы — Почапинцы и через лес южнее высоты 239,0. Те же немецкие солдаты, которые ушли к Гнилому Тикичу, подвергались как опасности утонуть при переправе, так и угрозе стать жертвой советского огня по скопившимся на берегу войскам.

Прорыв: Антон Мейзер

Хотя пять дивизий сыграли основную роль в ходе прорыва, в окруженной группировке имелось большое количество солдат, не входивших ни в одну из этих частей. Например, 389-я дивизия практически растворилась в других частях. Ее солдаты в основной массе были распределены по разным дивизиям, а у командира дивизии, генерал-майора Крузе, под началом не осталось почти никаких сил, кроме дивизионного штаба. Тем не менее он сумел собрать около 2500–3000 человек из разных частей около леса южнее высоты 239,0, откуда вывел их в Лысянку вдоль железной дороги, идущей севернее Гнилого Тикича. Таким образом, многие раненые на повозках оказались в относительной безопасности в Лысянке.

Поскольку на момент прорыва в «мешке» находилось около 50 000 человек, судьбы отдельных солдат могли сильно различаться. Когда в 23:00 16 февраля начался прорыв, Антон Мейзер находился в Новой Буде. Он входил в состав подразделения, которое должно было прикрывать фланг группы Штеммермана до утра, после чего оставить свои позиции и присоединиться к прорывающимся войскам. В течение беспокойной ночи едва ли кто-то сомкнул глаза. Солдаты с волнением ждали, когда можно будет выступить на прорыв. Наконец на рассвете прискакал посыльный на коне с приказом для отряда Мейзера. «Прорыв начался согласно плану. Передовые группы продвигаются успешно. Однако врага необходимо оттеснять дальше. Всем следует наступать по плану».

Ободренные, солдаты выступили на запад. Мейзер мерз на морозном воздухе, так как его тонкая шинель плохо спасала от холода. С холма он видел колонны машины, движущиеся на запад на остатках горючего, и лошадей, тянущих повозки с ранеными. Глубокий снег сильно затруднял движение, и многие машины останавливались из-за плохого состояния дороги, снега и заторов. Неожиданно послышался шум танковых моторов. Из-за снегопада видимость была плохой, но на мгновение порыв ветра унес снежную завесу, и Мейзер увидел советские танки, приближавшиеся сразу и с юга, и с востока. На девять солдат его отряда приходилось лишь шесть винтовок, три пистолета-пулемета, два пистолета и несколько ручных гранат. Едва ли что-то из этого годилось для борьбы с танками. Не оставалось ничего другого, кроме как спасаться бегством в юго-западном направлении[199].

Перед Мейзером раскинулась плоская, покрытая снегом равнина. Вместе со многими другими немцами он бросился бежать через поле, но оказалось, что это небольшое озеро, прикрытое тонким слоем льда под снежным покрывалом. Не выдержав веса множества людей, лед начал трескаться и ломаться, и Мейзер, как и многие вокруг него, погрузился в воду по грудь. Некоторые солдаты утонули, но другие были полны решимости выжить. Мейзер двигался вперед, пока наконец не почувствовал под ногами твердую почву. Он потерял свой пистолет-пулемет в воде, но снова как можно быстрее побежал на юго-запад, замерзая в промокшей одежде[200].

Всякое подобие порядка исчезло. Те, кто получил ранения, были брошены позади и забыты, а те, кого еще слушались ноги, продолжали быстро, насколько хватало сил, двигаться вперед, подгоняемые огнем советских войск, находившихся по обе стороны коридора прорыва. Иногда Мейзер спотыкался о трупы, в одном месте над снегом еще поднималась рука умирающего. Страшные крики раненых дополняли ужасающую картину. Лейтенант из бригады СС «Валлония» горестно покачал головой и сказал: «Во что превратилась немецкая армия?» Он, Мейзер и фельдфебель собрались, чтобы обсудить, как навести хотя бы минимальный порядок среди бегущих солдат. Но едва они заговорили, как услышали странные звуки, исходящие от человека, которого они до того приняли за труп. Подойдя ближе, они увидели майора, который находился в состоянии полного нервного срыва. Они просили его встать, принять командование и остановить беспорядочное бегство, но не помогли даже удары. Вероятнее всего, он скоро замерз насмерть[201].

Вместе с двумя спутниками Мейзер пошел дальше на юго-запад, но вскоре они встретили солдат, спешащих на восток. Те сообщили, что за холмом находятся советские танки. С большим трудом солдат удалось убедить, что они бегут в неверном направлении. На самом деле советские танки были уже давно подбиты. Увеличившаяся группа вновь устремилась к Лысянке и через некоторое время наткнулась на несколько брошенных немецких машин, две из которых оказались загружены продовольствием и одеждой. Мейзер воспользовался возможностью перекусить и сменить мокрую одежду. Несколько банок консервов взяли и для остальных солдат.

После короткой передышки у машин бегство продолжилось. Мейзер успел уйти недалеко, когда пуля ударила его в один из карманов брюк. Боль заставила его согнуться, и он схватился за пистолет. Мейзер успел повидать достаточно людей, которые истекали кровью в снегу, пока не умирали. Для себя он решил, что лучше застрелится сразу, чем будет испытывать подобные страдания. Но прежде чем Мейзер успел нажать на спусковой крючок, он понял, что пока не видел и не чувствовал никакой крови. Он присмотрелся к брюкам и не различил на них следов крови. Тогда он стянул с себя брюки и убедился, что на теле нет ничего, кроме синяка. В кармане брюк виднелась дырка от пули. Внутри кармана он нашел пулю, чью энергию принял на себя запасной магазин от пистолета-пулемета. Тогда Мейзер убрал пистолет обратно в кобуру.

Фельдфебелю рядом с ним повезло меньше — его ранило в ступню. Мейзер перевязал рану, но скоро стало ясно, что раненый не сможет идти, даже если Мейзер будет поддерживать его. Фельдфебель, отец двоих детей, испугался за свою жизнь. Он осознавал, что у тех, кто был ранен, практически не было шансов выбраться самостоятельно. Единственными правдоподобными вариантами оставались смерть или плен. Мейзер заверил его, что найдет помощь.

Фельдфебель едва ли поверил ему, но Мейзер ушел и вскоре встретил русского на немецком коне, вероятно, «хиви» или казака, перешедшего к немцам. Угрожая ему пистолетом, Мейзер забрал коня, привел его к раненому фельдфебелю и помог тому взобраться в седло[202].

Спустя недолгое время Мейзер был уже всего в четырех километрах к северу от Гнилого Тикича, имея справа от себя высоту 239,0, а слева — Почапинцы. За исключением короткой стычки маленькая группа солдат, в которую он временно входил, беспрепятственно и сравнительно быстро вышла к Гнилому Тикичу. На берегу реки собралось довольно много солдат, совещавшихся, как действовать дальше. Мейзер вспомнил, что, как говорили, прорыв должен был осуществляться тремя колоннами и что они входили в левую колонну. Таким образом, он решил, что разумнее будет пойти вдоль берега на запад. Не всех удалось убедить в этом, и Мейзер с несколькими солдатами отправился на запад[203].