Царство медное - Елена Ершова

Согнув колени, Виктор начал осторожно спускаться вниз по склону. Вязкие ручьи напоминали расплывающиеся в воде нефтяные пятна. Чем ниже спускался ученый, тем шире становились эти черные потеки, то тут, то там натекали целые лужи, в которых плавало что-то вроде обломков скорлупы. На их испачканных вязким веществом боках плясали язычки пламени.

На самом дне оврага ручьи и лужи становились больше, они соединялись в один большой вязкий поток, и этот поток клубился и омывал густой болотной жижей лежащую на земле человеческую фигуру. Виктор крепче стиснул приклад автомата и мелкими шажками, стараясь не вступить в пахнущие аммиаком лужи, подошел ближе.

На теле человека кое-где еще виднелись сверкающие медью обломки панциря, но и те истончались, растрескивались, оплывали пузырящейся черной смолой. Дымок с шипением поднимался от тела, в некоторых местах через обожженную плоть проглядывала кость. Но даже не это заставило Виктора похолодеть от страха, а булькающий, истеричный смех, срывающийся с почерневших губ.

– Ведьма… права… – разобрал Виктор гортанные слова. – Я ошибся… ошибся…

Безумная ухмылка расколола лицо пополам, словно все чувства, годами копящиеся под спудом, теперь прорывались наружу.

– Все равно… – прохрипело существо. – Ты подчиняешься мне. Ты такой же, как я… Если сдохну я… ты тоже сдохнешь!

Он закашлялся, изо рта выплеснулась черная жижа. Его тело дергалось и вскипало пузырями, а безумный смех рвался из горла вместе с истеричным, все нарастающим криком:

– Ты такой же, как я! Так убей! Убей же! Ну!

– Нет, – коротко отрезал Виктор.

Крик оборвался на высокой ноте. Выпученный налитый кровью глаз глянул на ученого в упор, но тот больше не смотрел на Яна, а смотрел на свою ладонь – крестообразный шрам исчез, и нити, протянувшиеся между человеком и чудовищем, оборвались окончательно.

Палец соскользнул со спускового крючка, и Виктор вытер вспотевший лоб.

– Больше никто не умрет, – глухо сказал он. – И я никогда не стану таким, как ты. А знаешь почему? – Он глянул поверх деревьев в хмурое зимнее небо, где одна за другой появлялись черные точки спасательных вертолетов, и добавил тихо, так, чтобы слышал лишь он один: – Потому что я – человек.

В избушке душисто пахло высушенными травами. Помещение озарялось только сполохами огня, горевшего в печи, и по потолку текли живые черные тени. Не отрывая глаз, Виктор следил за ними, стараясь не смотреть туда, где поблескивал стерильной белизной саркофаг с темнеющим внутри телом. Подобно кокону, в котором зарождается жизнь.

– Значит, ваши военные решили уничтожить все ульи? – спросила ведьма.

Она стояла, опираясь ладонью о стол. Как всегда прямая и строгая. Отблески пламени плясали на ее вышитой бисером сорочке.

– Бездну закроют, – сказал Виктор. – Нельзя, чтобы родилась новая Королева.

Недавние события еще отзывались в памяти острой болью. И Лиза все еще лежала в госпитале, хотя ее состояние и оценивалось как стабильное. Виктору хотелось быть рядом с ней. Но он не мог отказаться от сопровождения военных в качестве консультанта.

Эксперимент оказался нестабилен. Чудовище родилось недоношенным. Возможно, этому отчасти поспособствовал он, Виктор, – его кровь все еще текла в венах васпы, и энергетическая связь оказалась достаточно сильна. Виктор хорошо помнил, как бурлила и пузырилась биомасса – остатки агонизирующего исполинского экзоскелета, отравленного химикатами, в клочья разнесенного взрывом. Под броней остался искореженный, обожженный, но все еще живой Ян.

– Он умирает… Спасибо, что разрешил побыть с ним еще немного. – Лицо Нанны стало печальным, и Виктор отвел глаза.

В сознание Ян так и не пришел. Хотя его перевезли в институт, васпа угасал на глазах. Возможно, подходил к концу срок действия неких катализаторов, о которых не имели понятия ни ученые, ни сами васпы. В конце концов материал признали непригодным и списали. Но что-то не давало Виктору покоя. Чужая память, проникшая в его сознание, отголоски жизни, исковерканной не чудовищами, а руками человека. Слишком долго Виктор был связан с Яном, чтобы отправить еще живое существо в печь крематория.

– Не благодари, – ответил Виктор. – В том, что творилось и продолжает твориться в Даре, отчасти есть и моя вина. Игра в Бога зашла слишком далеко.

Конечно, он здорово рисковал, когда выкрал Яна и подделал документы. Но это меньшее, что он мог сделать для бывшего симбионта. Сострадание – такое же нелогичное человеческое чувство, как и любовь.

– Нельзя изменить мир, если не можешь изменить даже одну жизнь, – продолжил Виктор и дотронулся до подрагивающих холодных пальцев Нанны. – Может, у тебя это получится лучше?

Она грустно улыбнулась и легонько сжала его руку.

– Я постараюсь.

На пороге избушки Виктор оглянулся и в последний раз посмотрел на белеющую в сумерках фигуру Нанны.

– Я ведь не ошибся? – спросил он.

Ведьма улыбнулась кротко, и ее ответ не понравился Виктору.

– Все мы ошибаемся, – сказала она.

Тогда Виктор вышел на мороз, и дверь захлопнулась за ним, навсегда отделив друг от друга два таких разных мира. У опушки леса стоял готовый к отлету вертолет. Высунувшийся из кабины сержант изо всех сил махал ученому рукой, призывая его поторопиться. Но Виктор медлил. Запрокинув голову, он следил, как высоко над ним, взрезая лопастями сизые тучи, величественно плыли вертолеты. Дюжина, две… Виктор сбился со счета. Небо и земля слились в одну сплошную дрожащую пелену. Глаза уже щипало от боли, и слезы катились по щекам.

Но Виктор все продолжал смотреть.