Сотворение мира - Гор Видал
Шрифт:
Интервал:
— Существует только один Мудрый Господь.
— Кроме случаев, когда он перебирается в Индию и выдает себя за Брахму. Но все равно это не единственный бог. Просто самый тщеславный.
Я изо всех сил старался сохранить свою придворную маску.
— Вы отрицаете, что Мудрый Господь — единственный творец всего сущего?
— Конечно, мой дорогой. И вы тоже. — И тут этот вредный старикашка повторил мне мою же цитату из священного текста: — «Ахурамазда до акта сотворения не был Мудрым Господом, жаждущим расширяться, мудрым, свободным от несчастий, ясным…» Я забыл, о чем еще вы столь любезно только что нам говорили. Моя память уже не та.
Я мрачно продолжил:
— «…Всегда правым, щедрым, всепроникающим…»
— Да, да. «И прозорливый Ахурамазда увидел, что разрушительный дух никогда не прекратит своих нападок…» И потому он ходит и устраивает ловушки для разрушительного духа и изобретает вне бесконечного времени, времени долгого владычества. Мой дорогой, как это надуманно! Если он всемогущий создатель, зачем он придумал этого разрушительного духа? Чего ради? А если уж придумал, зачем же бороться с собственным творением? Не очень мудро с его стороны, правда? И потом, настаивать, чтобы человеческая раса, другое его творение, постоянно боролась с его самым первым творением… Нет, это определенно не очень хорошо.
— То, что существует зло, нехорошо, Шарипутра. Но зло существует, равно как и добро, и борьба между ними продлится до торжества добра в конце долгого владычества.
— Если добро все равно победит, зачем же бороться? К чему беспокоиться?
— Потому что такова воля Мудрого Господа. Из себя он породил все человеческие души. И эти вечные души существуют в нем, пока им не настанет пора принять человеческий облик. Тогда они делают выбор: следовать Истине или Лжи. Если они следуют Истине, то заслуживают награды. Если Лжи…
— Да, дитя мое. Как ни неповоротлив мой ум, идею я уловил. Но зачем заставлять всех так страдать?
— Как же иначе победить зло?
— Уничтожить сначала мир, потом себя. Или, если хотите — и можете, — сначала себя, потом мир.
— Мир существует. И сам он существует. И зло существует. И добро существует. И борьба существует — неизбежно, предопределенно.
— Тогда лучше не существовать, не правда ли? И достичь этого можно, следуя по пути восьми изгибов.
Старик сводил с ума лучше злейшего из здешних софистов.
— Все борется… — начал я.
— …Кроме того, что не борется, — закончил Шарипутра. — Но ваш Мудрый Господь, как и наш гордый, хотя и лукавый Брахма, так же находится во тьме, как и остальные его творения. Он понятия не имеет о том, куда идет, как и не знает, откуда взялся.
— Мудрый Господь знает, что поймает и уничтожит злого Ахримана, когда кончится время долгого владычества. Когда он это сделает, все души будут спасены.
— Так он говорит. Но он тоже развивается. Было время, когда его не было. Потом он был. Теперь он есть. Но будет ли он?
— До Мудрого Господа был Мудрый Господь.
— А до того? Он говорит, если вы верно процитировали: «До акта сотворения я не был Господом». Если не был Господом, то кем же? И откуда взялся этот творец?
— Время…
— Ах время! Но откуда взялось оно?
— Время было. Есть. Будет.
— Возможно. А возможно, нет. Я говорю об изначальных вещах, дитя мое, потому что они вас интересуют. Мы не любопытствуем о природе вещей, о мироздании. Нам не дано знать, что было сначала и есть ли что-то первое во времени и пространстве или вне времени и пространства. Все едино. Боги, люди, призраки, звери, рыбы, деревья… Это все проявления мира, где страдание постоянно, потому что все течет и ничто не остается собой. Разве не так?
— Есть единый источник… — начал я.
Но Шарипутра уже не слушал меня.
— Первое, что я делаю с нашими учениками, — веду их на кладбище, где показываю разложившееся тело. Мы рассматриваем новую жизнь, возникающую из мертвеца, смотрим, как черви откладывают яйца в гниющую плоть. Потом яйца лопаются, и новое поколение червей наедается, пока через какое-то время — время очень-очень короткого владычества, мой дорогой, — не остается ничего, кроме костей, и бедные черви умирают от голода. Но из их праха произрастают растения, насекомые, невидимые зернышки жизни, и цепь продолжается дальше и дальше. И кому не захочется прервать эту цепь страданий?
— Цепь прервется, когда Мудрый Господь возобладает над тьмой и все станет светом.
— Должен сказать, это очень похоже на речения Брахмы. Но как он признает сам — когда не лжет, — ему не ведомо, как все закончится, так же как и откуда все взялось. Он на середине реки, как и все мы. Естественно, его река шире нашей, но по сути — все реки одинаковы. Как вы сами так прекрасно спели… нет, нет, действительно прекрасно: «Время сильнее, чем все созданное — созданное Мудрым Господом и созданное духом разрушения». Для нас, дитя мое, время — только часть сновидения, от которого ты очнешься, если испытаешь просветление.
— И угаснешь?
— Вы усвоили урок, Кир Спитама!
Вредный старик наградил меня рукоплесканиями. Многие аргументы Шарипутры можно бы было опровергнуть, но я помнил наказ Дария. Я должен учиться и учить, а нельзя учить, не поняв сперва, что другие считают истиной. В те дни я не сомневался в своей миссии — наставлять всех на путь Истины. Но в то же время меня глубоко интересовала природа мироздания, и каким-то непонятным образом Шарипутра привлек мое внимание к любопытному пробелу в Зороастровой концепции божества. Да, Демокрит, ты тоже его заметил. Но ты заметил оттого, что интересуешься сущностью материального. А мы интересуемся сущностью божественного.
Согласен, всегда казалось неясным, когда и почему Мудрый Господь родился из неопределенного времени, что непонятно уже само по себе, поскольку неопределенное, по определению, — это не то, что еще не определено, а то, что неопределенно. Но до встречи с буддистами я думал, что религии, философии или мировоззрению при всей их сложности невозможно обходиться без теории мироздания, пусть даже самой туманной. Но тут нашлась секта или религия, захватившая ум двух могущественных царей и многих мудрецов, которая даже не задалась единственно важным вопросом: как возник космос?
Хуже того, буддисты относятся ко всем богам столь же дружелюбно-пренебрежительно, как и образованные афиняне. Но афиняне боятся общественного осуждения, а буддисты безразличны к предрассудкам брахманов. Их даже не очень взволнует, если их богов объявят демонами, как это сделал Зороастр. Буддисты принимают мир таким, какой он есть, и пытаются уничтожить его.
Между тем они признают, что для простых буддистов-обывателей, возможно, лучше быть веселым, доброжелательным, спокойным и преисполненным сочувствия к окружающим. Членам же секты, однако, надлежит отрешиться не только от печалей мира сего, но и от радостей тоже.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!