Тринадцатый апостол - Ричард и Рейчел Хеллер

Старый орел погрозил Гилу своим длинным костистым пальцем:

— Самое смешное, что ты абсолютно прав. В тебе нет ничего особенного, и именно такого человека Господу захочется отыскать, когда Он вернется, чтобы взвесить завет продления. В тебе есть все ответы, которые ищет Господь.

Гил удивленно посмотрел на него. Сарками продолжил:

— Когда ты позовешь, Господь придет. Песнь, заключенная в свитке, приведет его к тебе. В тебе Бог узрит: что есть человек сегодня? Каким он стал за последнее тысячелетие? Достоин ли он, чтобы ему в очередной раз дали время для роста и для развития, для того, чтобы он продолжил в себе культивировать сходство с образом Божьим?

— И я должен ответить за все человечество? Ты, похоже, впал в детство!

— Нет, мой эгоистичный друг. Помни, что я сказал. Ты послужишь всего лишь каналом, сосудом, посредством которого Бог коснется души человеческой. Тебе надо только открыться и позволить Ему войти в тебя.

Внезапно Гил понял.

— Так вот почему верховный цадик не должен убивать, — уверенно произнес он.

— Да. Подобное зло в душе помешает Богу войти в нее. Ты не сможешь стать каналом, если уже был наполнен такой злобой в прошлом.

— Но предположим, убийство было справедливым? — возразил Гил.

— Справедливость не имеет значения, — ответил Сарками. — Сабби здесь не в счет, если ты об этом. И она умерла не за то, чтобы ты стал верховным цадиком, поэтому тебе нет нужды защищать ее. При жизни тебя не наказывают за твои деяния, точно так же, как и через них. Она сделала то, что должна была тогда сделать. А позднее нашла избавление и покой. Она приняла свою роль в ходе вещей, и ты тоже должен.

Сарками помолчал минуту, затем добавил еще одну мысль:

— Ты стал частью ее избавления, Гил. Сабби, хорошо сознававшая, что не может занять мое место, была уверена в том, что, когда придет время, это сделает кто-то другой. Какой-нибудь неплохой человек, достаточно подходящий и в меру праведный, хотя, возможно, и несколько заурядный, — добавил Сарками с улыбкой.

Это были последние слова старика, обращенные к Гилу. Однако оставалось сделать еще кое-что, способное достойным образом завершить расставание. Являющееся своего рода подарком Гила Сарками.

Гил ласково взял Сарками за руку и повел своего наставника к лежавшему в углу комнаты рюкзаку. Не произнеся ни слова, Сарками встал на колени, и, когда Гил достал свиток и вложил его в протянутые руки Сарками, всеобъемлющее умиротворение снизошло на них обоих.

Теперь Сарками не стало, и появился новый верховный цадик.

Гил поднялся в три часа утра. Он принял душ и надел белое одеяние, которое передал ему Сарками. Откуда-то он знал, что этот халат точно такой же, какой Миха совлек с себя в Гефсиманском саду и отдал Иешуа.

Гил забрал рюкзак из угла, накинул его себе на плечи и отправился по пустынным улицам к музейному комплексу. Пролом в ограде, о котором как-то упомянула Сабби, был достаточно удален от павильона с охраной и позволил ему легко пробраться к саду скульптур.

Огромные изваяния сада приветствовали Гила. Они, казалось, дожидались его. Сооружение на холме, называвшееся Нева-Шаанан, Место Успокоения, составляли гладкие, угловатые и округлые монументы, порой на десятки футов взбегавшие ввысь. Будучи творениями человеческих рук, все вместе они словно бы говорили, что являют собой нечто большее, чем то, что в них вкладывали их созидатели. Гил пересек пять акров сада и приблизился к цели.

Массивная белая гранитная лестница сияла в предутреннем свете. Казалось, она достигала небес. За миг до того, как первые лучи солнца возвестили о наступлении нового дня, Гил взошел на ее вершину и сел там.

В полном одиночестве он достал свиток, на котором Миха выгравировал свою историю более двух тысячелетий назад. Внутренняя часть свитка, которую Сабби не смогла развернуть, скрывала истинное послание, молитву, которой нельзя было позволить исчезнуть. Ибо в ней заключалось единственное, на что мог уповать человек. В ней таился призыв, способный дать Господу знак прийти и судить достоинства человечества. В этот момент со всей непреложностью выяснится, можно ли еще отыскать тридцать шесть праведных душ, которые определят дальнейшую участь людского рода. В этот момент будет решено, оставить ли в силе договор, заключенный между Богом и человеком, еще на одну тысячу лет.

И именно в этот момент, прямо здесь, завершится и третье задание. Следуя наставлениям Сарками, Гил дождался исчезновения последней звезды с утреннего небосклона. Когда последняя яркая точка на горизонте мигнула в последний раз и исчезла, он легонько дотронулся пальцами до краешка медного свитка. Знакомое тепло вновь вошло в него.

Затем без малейших усилий с его стороны в нем зазвучало моление. Гил не пытался вникнуть в смысл слов. Они исходили из него, подобно дыханию. Он был всего лишь пустым каналом, через который текли два тысячелетия. Он с радостью уступил им дорогу.

Священный гимн еще прокладывал себе путь ввысь, а Гил уже знал мысли того, кто давно умер, но чья мудрость была жива и поныне.

«Не печалься, брат мой. Исцелись. Мы все несовершенны, нам всем сопутствуют неудачи, падения. Каждый из нас, зная о том или не зная, способствует умножению страданий вокруг если и не умышленно, то своим ханжеством, злоречием, чванством. Отринувшие в себе все подобное становятся праведными как в мыслях, так и деяниях. В этом и заключается жертва каждого, а также и спасение каждого».

Последняя граница между личным и общим растаяла. Теперь он понял.

Каждый является созидателем притчи, носителем слова. У каждой души своя история, и каждая такая история есть живое звено в цепи истины, цепи, которая тянется через поколения от тысячелетия к тысячелетию. Пока длится история, пока длится борьба за истину, пока во имя ее приносятся жертвы, тринадцатому апостолу даровано жить внутри любого из нас. Чтобы Господь мог оценить, насколько наши усилия оправдывают наше существование на этой земле.

Тринадцатый апостол — это не один человек, это не просто тот, кто бродил с Иисусом и принял на себя бремя, которое Иисусу не дано было нести далее. Мы все, подобно тринадцатому апостолу Михе, стараемся преодолеть бездну между тем, какие мы есть, и тем, какими однажды могли бы нас сделать наши усилия.

Подобно нашим бесчисленным предкам, окончившим свои дни задолго до нас, мы можем никогда не узнать, являлся ли кто-либо из нас цадиком-праведником, но в этом изменяющемся и требующем постоянного напряжения мире каждому из нас надлежит жить так, как если бы он был им.

Нам хотелось бы выразить глубокую признательность следующим людям:

Мелу Бергеру из Агентства Вильяма Мориса, самому лучшему агенту в мире, — за его замечательные вспышки интуиции вкупе с толковыми и язвительными советами, за его творчество, острый ум, краткость замечаний, многолетний опыт, заботу, трудолюбие и стремление вложить все в проект, в который он верит, что и делает его лучшим агентом и лучшим другом, какого когда-либо мог иметь автор.