Карусель - Уильям Сомерсет Моэм

Миссис Мюррей провела лето за границей, но часто писала, и ее письма на целые дни наполняли его счастьем. Во время одиноких прогулок Бэзил бесконечно анализировал свои чувства, говоря себе, что они исключительно чисты. И лишь потому, что так много думал о ней, он считал, что становится лучше и проще.

В октябре она вернулась, и через два дня Бэзил нанес ей визит, но испытал горчайшее разочарование, увидев у нее в гостях мистера Фарли. Бэзил презирал викария Церкви всех душ, видя в нем соперника, находящегося отнюдь не в таком невыгодном положении, как он сам. Мистер Фарли все еще оставался привлекательным мужчиной, имея наружность человека весьма важного. Его манера разговора позволяла предположить, что он часто ужинал в гостях и умел вежливо дискутировать на любые темы в обществе благовоспитанных особ. Он был интересен и вел себя непринужденно, прекрасно зная, как ввернуть тонкое суждение в каждом разговоре, а в его отношении к миссис Мюррей проскальзывала неуловимая, но многозначительная лесть. Бэзила страшно раздражала его раскованность в обращении с женщиной, к которой он сам относился с благоговением. Хильда принимала участие в неких благотворительных мероприятиях викария Церкви всех душ, и, заливаясь смехом, они с Фарли обменивались всякими курьезными историями по этому поводу.

Бэзил отправился домой в мрачном негодовании, весь вечер думая о Хильде, которую оставил с мистером Фарли, и не успокоился, даже когда лег в постель. Он слышал, как часы отбивают один удар за другим, и беспокойно ворочался с боку на бок и с ума сходил от тоски и боли. Он приказывал себе не думать о Хильде, но ежеминутно возвращался к мысли о ней и в безнадежной печали задавался вопросом, как жить дальше. Бэзил пытался вразумить себя, мысленно повторяя, что столь сильная страсть может быть только временной и что через пару месяцев он будет с иронией вспоминать теперешнее сумасшествие. Чтобы успокоить ноющее сердце, он решил изложить свои чувства на бумаге. Когда часы пробили пять, он обрадовался, что только три часа осталось до того времени, когда он сможет встать, чтобы нарушить наконец сладкую горечь своих размышлений. Утром за завтраком Дженни заметила, что его глаза опухли от недостатка сна, а выглядел он усталым и изможденным. Она могла только гадать о причине его бессонницы, но интуитивно ревновала и пыталась разозлить его, и, когда представлялась возможность, вставляла язвительные замечания. Но Бэзил оставался безучастным и не отвечал ей. После завтрака он, в тяжелом расположении духа, отправился на привычную работу.

Так продолжалось всю осень, а с ноябрем пожаловала зима, холодная, темная и сырая. Возвращаясь домой по вечерам, Бэзил испытывал отчаяние, ступая на улицу, где стоял его дом. Его убивало омерзительное однообразие маленьких жилых зданий. Мисс Ли, вероятно с иронией, как-то заметила, что жизнь в пригороде должна быть сплошной идиллией. И Бэзил развеселился, когда думал, что только тележка молочника и шарманка нарушают романтическое уединение. Теперь он ненавидел соседей, с которыми, без сомнений, его обсуждала Дженни, и содрогался от ужаса при мысли об их ограниченном существовании, абсолютно лишенном всего, что делает бытие приятным и цивилизованным.

Ссоры супругов были неизбежны, несмотря на решимость Бэзила избегать разногласий, а в последнее время они становились все более тяжелыми для обоих. Однажды, забрав письма, он заметил, что одно из них было вскрыто, а потом неловко заклеено вновь. Он бросил взгляд на Дженни, следившую за ним, но та быстро опустила глаза. Несомненно, именно розовая бумага вызвала у нее подозрения. Над адресом значилось «Конфиденциально», на обороте красовался золотой инициал. Это было всего лишь предложение от ростовщика предоставить Бэзилу любую сумму от пяти до пяти тысяч фунтов, и он не смог удержаться от презрительной усмешки, ведь Дженни с энтузиазмом распечатала письмо, но не обнаружила ничего для себя важного. Когда он попросил больше не вскрывать его личную почту, она промолчала и залилась краской стыда. Через минуту-другую Бэзил собрал всю свою корреспонденцию и, прихватив бумагу, направился к двери.

— Куда ты идешь? — резко спросила она. — Ты не можешь писать здесь?

— Разумеется, если это доставит тебе удовольствие, но у меня тут есть пара особых писем, и я хочу побыть в полной тишине.

Дженни отбросила работу, которой занималась, и в ярости уставилась на мужа, задетая за живое равнодушием в его тоне.

— Полагаю, ты не будешь возражать, если я буду говорить, когда мне хочется что-то сказать? Похоже, ты думаешь, я гожусь только на то, чтобы следить за домом и чинить твою одежду. Тогда я могла бы вообще пойти на кухню посидеть со служанкой.

— Считаешь, стоит устраивать сцену? Мне кажется, мы уже говорили об этом столько раз…

— Я хочу все выяснить.

— Мы все выясняем по два раза в неделю последние полгода, — ответил Бэзил, изнывая от скуки, — но так ни к чему и не пришли.

— Я жена тебе или нет?

— У тебя есть свидетельство о браке, которое ты надежно заперла в ящике, и оно доказывает сей факт. — Он задумчиво посмотрел на нее, складывая письма обратно в стол. — Говорят, первый год брака — самый трудный. Честно говоря, у нас он выдался действительно неудачным, не правда ли?

— Видимо, в этом виновата я?

Дженни говорила агрессивно, с некой грубой насмешкой, но, казалось, это больше не трогает Бэзила. Ему в некотором роде удавалось смотреть на происходящее с любопытным отчуждением, как будто он зритель в театре, наблюдающий за игрой актеров.

— В конце концов, я изо всех сил старался сделать тебя счастливой.

— Что ж, в этом ты не очень преуспел. Ты думал, я могу быть счастлива, когда ты бросаешь меня одну на весь день и полночи ради знатных друзей, для которых я недостаточно хороша?

Он пожал плечами:

— Ты прекрасно знаешь, что я почти не встречаюсь со старыми друзьями.

— Кроме миссис Мюррей, не правда ли? — перебила она.

— Я видел миссис Мюррей раз десять за последний год.

— О, не обязательно мне об этом сообщать! Я и так знаю. Она же леди, правда?

Бэзил уставился на жену, словно задавшись вопросом, почему именно это имя пришло ей на ум. Он никогда не думал, что жена может подозревать, насколько сильна его страсть к этой женщине. Но он собирался проигнорировать обвинения.

— Работа заставляет меня проводить меньше времени дома, — сказал он. — Но подумай, как бы ты заскучала, если бы я всегда сидел здесь!

— Много пользы от твоей работы! — с насмешкой воскликнула она. — Ты не можешь заработать достаточно, чтобы вытащить нас из долгов!

— Мы действительно в долгах, но в этом достойном положении находится половина всех знатных людей королевства.

— Соседи знают, что мы даже с торговцами рассчитаться не можем…

Бэзил вспыхнул и поджал губы.

— Очень жаль, что я оказался не такой выгодной партией, как ты ожидала, когда выходила за меня, — язвительно бросил он.