Доктор Джонс против Третьего рейха - Александр Тюрин

— Что-то я не понимаю, Инди… — сказал отец после паузы. — Ты был в Непале?

— И в Индии тоже. Это долгая история, не хочется вспоминать. Но ты зря переживаешь. Когда ты все выложил немцам — не знаю, правда, что именно, — мы с Лили были уже далеко от Кхорлака. Спасибо майору Питерсу, царство ему небесное. А Лили они нашли вовсе не из-за того, что ты стал болваном, а потому что следили за мной от самого Чикаго, это очевидно.

Индиана замолчал, закончив свои признания. Он так и не сообщил, что держал Шиву-лингу в руках, да не в единственном экземпляре, а комплект из трех камней. Нечего ему было сообщить. Индиана не терпел хвастливых рыбацко-охотничьих историй, в которых рассказчику для большей убедительности не хватает размаха рук. Если бы он мог не рассказать, а показать — другое дело. Сунуть отцу под нос хотя бы один из «камней, отмеченных Божьим Светом» — красивый был бы жест. А так… Нет научного результата — нет и ошеломляющей истории.

Отец также молчал некоторое время, размышляя. Наконец из темноты послышался его выразительный голос:

— Вот ты сказал «следили», и я вспомнил кое-что. Живя в этой тюрьме, я имел хорошую возможность проанализировать свои ошибки. И я понял, что мою борьбу раскрыли именно в то время, когда я целиком погрузился в раскрытие секретов, связанных с местонахождением чаши Грааля. То есть не так уж и давно.

— Твою борьбу? — переспросил Индиана. — Какую борьбу?

— Мою борьбу с нацизмом, — веско ответил отец. Он был серьезен. Серьезен с большой буквы. Очень Серьезен. Однако сын не пожелал принять торжественность момента:

— «Моя борьба»?.. — выдавил Индиана, — «Майн Кампф» Генри Джонса… — смех не давал ему нормально говорить. — Не слишком ли большую ношу ты на себя взвалил?

Отец с поразительным смирением воспринял непочтительную реакцию сына. И даже вдруг согласился:

— Да, Инди, ты прав. Столько лет отдано всему этому. Можно сказать — жизнь. Забросил работу в университете, о чем иногда жалею, оставил официальную науку. Они там, в Чикаго, наверное забыли про меня. Псевдоним был вынужден взять, потерял свое имя…

— Ты не только работу забросил, — сказал Джонс-младший. — И не только имя потерял. Вспомни про жену хоть раз. Испоганил моей матери жизнь, а потом убил ее… это ведь, ты ее убил! И теперь ноешь.

Не хотел он этого произносить. Крепко держал в себе, стискивал во рту зубами. Вырвалось.

Рука отца пронзила окружающий мрак и безошибочно нашла щеку сына, выдав ему звонкую пощечину.

— Зачем вообще было жениться, если уж решил зарыться по лысину в книги? — спросил Индиана, потирая ушибленное место. — А в перерывах между занятиями гоняться, как петух, за молодыми доверчивыми курочками. Небось, обещал им хорошие оценки на экзаменах.

— У меня тогда не было лысины, — невозмутимо сказал Генри. — И я прошу тебя помнить, хотя и не настаиваю, что если бы не моя женитьба на твоей матери, ты бы не появился на свет.

На такой резонный довод возразить было нечего. Сын вновь замолчал, проклиная собственную слабость. Кто-кто, а он хорошо знал, что пытаться прошибить броню отца с помощью словесных упреков — пустая трата творческих сил. Старик наверняка уже забыл о брошенном ему обвинении и вернулся к мыслям о вечном — прошедших секунд вполне достаточно.

Оказалось, все не так.

— Знаешь, ты прав, к сожалению, — с тихой горечью признал Генри. — Я… как бы тебе объяснить… Когда я привез ее из России, я должен был уделять ей больше внимания. Но я даже представить себе не мог, что она так страдает — молодая, сильная, как медведица. Что она начнет решать наши проблемы кулаками…

Индиана ждал, застыв от удивления.

— Думаешь, она только меня побивала? Да она просто излупцевала одну из моих… как бы сформулировать… тогдашних пассий! На больничную койку уложила. И в придачу — ее родню, сбежавшуюся на крик… в также двух полисменов… Кто мог подумать, что даже небольшое тюремное заключение закончится быстротечной чахоткой…

— Ты должен был подумать, отец. А ты был заурядным бабником.

— Отчего же заурядным…

— Мама спасла тебя там, в Сибири, когда ты искал Золотую Бабу и чуть не погиб в тундре. Она доверилась тебе, когда покинула родину, сопровождаемая одним лишь кузеном. И для нее, привыкшей к просторам, существование в клетке, конечно, было невыносимым.

— Мой мальчик, я хочу тебе сознаться… В общем, я жестоко виноват перед твоей матерью. И прошу у нее прощения. Я знаю, она меня сейчас слышит… Мария, Маша, прости!

Старый Джонс произнёс последние слова по-русски.

И в камере как-то сразу стало уютно. И как-то сразу возобновилась задушевная беседа близких родственников, не беседовавших по душам ни разу в жизни…

* * *

— Кстати, о псевдониме. Зачем было усложнять себе жизнь?

— А как же иначе? Включаясь в этакую гонку, бросая все, сжигая за собой мосты, необходимо подумать о безопасности и себя, и дела.

— Отлично! Твое инкогнито было легко раскрыто черными силами, с которыми ты решил бороться, зато оказалось непреодолимым препятствием для друзей и соратников.

— Да, неловко получилось.

— «Неловко»! Почему Александер Орлофф? Что за блажь такая — присваивать имена умерших родственников?

— Возможно, мой мальчик, это была одна из самых серьезных ошибок. Когда тревожишь умерших, дело может принять самый неожиданный оборот… Знаешь, Инди, в последнее время я сделался ужасно суеверным, самому иногда стыдно…

Отцу было стыдно. Ну, просто не придумалось ничего другого, какие имена ни перебирал — все казалось фальшивым, непристойным. Да и не было желания тратить время на такой пустяк, как придумывание псевдонима, вот и взял первое имя, которое на ум пришло. Эл Орлофф был отличным парнем — имеется в виду настоящий Александер Орлофф, двоюродный брат миссис Джонс, владелец магазинчика игрушек в Старфорде. Талантливый механик, обладатель изумительных рук. Жаль его, умер он плохо, спился от несчастной любви…

— Бывает же, — посочувствовал Индиана Джонс, который, разумеется, никогда бы не спился из-за какой-то там любви. — Он был ей совсем безразличен, да?

— Я подозреваю, — сказал отец, — что эта женщина тоже была к Элу неравнодушна, весьма неравнодушна.

— Так в чем же дело! Даже если женщина замужняя, не вижу препятствий, чтобы…

— Все не так просто, мой мальчик, — оборвал его отец. — Орлофф как раз и запил в тот год, точнее, в тот месяц, когда с твоей мамой случилось это… Если точнее, запил всерьез. Как русский, он основательно пил и до того, вспоминая покинутую родину. Видишь ли, твоя мама и была той женщиной, которую он любил, и, кроме нее, у Эла здесь не было близких людей.

Индиане внезапно расхотелось задавать вопросы. Почему-то ощущалось, как толкается сердце — напряженно, торопливо. Мозг помимо воли принялся сопоставлять дату родительской свадьбы с датой рождения малыша Джонса…