Призраки русского замка - Владимир Большаков

Бросс подъехал к своему коттеджу около часу ночи. Шарлотт еще не спала. Мадам Гоген, как звали ее друзья за те картины на таитянские мотивы, которые принесли ей скромную, но все же известность, сидела у камина, свернувшись в кресле калачиком, и смотрела по телепрограмме «Арте» передачу о русском авангарде.

– Ах, это ты! – обрадовалась она мужу. – А я и не услышала, увлеклась. Не перестаю удивляться, какой талантливый народ эти русские. В литературе, музыке, в балете, в живописи! Сейчас рассказывали про русский авангард. Ты слышал про Кандинского? Ну, вспомни, я тебе рассказывала. Так вот, только сейчас в Москве показали его работы, которых никто там не видел последние пятьдесят лет. Ты представляешь, какое богатство едва не пропало.

Шарлотт болтала без умолку, но не забыла при этом вытащить из холодильника ветчину, сыр, ее собственного приготовления «таитянский» салатик с кайенским перцем и поставила на стол бутылку бургундского.

– Чудо ты мое, – сказал Бросс, целуя Шарлотт за ухом, где только и можно было увидеть, что ее прелестные рыжие завитки у самых корней – седые. – Любимое чудо.

Камин потрескивал, обдавая их теплом. Шарлотт уютно свернулась у его ног. Он был дома. Весь ужас этих страшных последних дней отступил от Бросса на время. И у него даже не возникло никаких ассоциаций, когда он вслед за Шарлот повторил:

– Да, да. Русские очень талантливые люди.

Сержанту Серо не спалось. В полнолуние он всегда ощущал какую-то непонятную ему самому маету. Закрыв за Броссом ворота виллы, он сел в патрульную машину, где на заднем сидении мирно похрапывал Нгаби, и включил радио. Катрин Денев пела «Ты куришь „Житан“». Серо открыл окно и, откинувшись в кресле, вслушивался в песню Генсбура. Нгаби на голос Денев тут же проснулся. Она была его любимой актрисой, и ее портреты висели у него в квартире повсюду, даже в туалете. Нгаби вырезал их изо всех иллюстрированных журналов и сам делал для них красивые резные рамочки. Он лежал, представляя себе Денев рядом, такой, какой она была на своем знаменитом снимке с сигаретой в зубах и с распахнутым декольте. Он начал было подпевать Денев, но тут его внимание отвлек звук разбитого стекла. Он приподнялся и увидел, что над каменным забором виллы зависла фигура в белом скафандре, как у американского космонавта на Луне. «Космонавт» повисел мгновение в воздухе и тихо опустился на английский лужок рядом с виллой. «Смотри, смотри!» – Нгаби ткнул в плечо сидевшего перед ним Серо. Серо от толчка наклонился и упал вперед, лицом в ветровое стекло. Нгаби почувствовал, что пальцы у него мокрые и липкие. На них была кровь. Серо был мертв. Нгаби тихо выскользнул из машины и пополз по мокрой от ночного тумана траве к вилле, у входа в которую стоял «космонавт» почти двухметрового роста. Нгаби бросился к нему с криком: «Стой, полиция. Руки на голову! И стоять, стоять!». Он не сумел разглядеть под шлемом лица космонавта, но успел заметить в отблеске фонаря, что волосы у него белые-белые и пострижены коротко, как на зубной щетке. Такую шевелюру он мечтал иметь, когда грезил о Катрин Денев. Нгаби не услышал выстрела, а только почувствовал тупой удар в спину, будто кто-то ударил его сзади наотмашь обрезком стальной трубы.

Когда утром к вилле подъехали сменщики, им пришлось лезть через забор. К счастью, Нгаби, хотя и потерял много крови, был еще живой. Ему повезло: на нем был защитный бронежилет, который он всегда надевал на ночные дежурства, и автоматная очередь, которая должна была его рассечь надвое, его только контузила, задев лишь плечо. Когда Бросс приехал на виллу и позвонил в госпиталь, ему сказали, что Нгаби уже вне опасности. На вилле все было перевернуто вверх дном. Сейфы вскрыли и вычистили все, что там было. Из компьютеров кто-то явно со знанием дела вынул жесткие диски. Исчезли все коробки с дискетками. Больше грабители ничего не взяли.

Вскоре на виллу подъехал Мюран. Он успел побывать в госпитале, и Нгаби рассказал ему о «космонавтах». Вместе с Броссом и еще с двумя полицейскими они обошли виллу с внешней стороны. Не нашли ничего. Тогда вызвали служебную собаку, и она взяла след на вилле, а потом, пометавшись немного у забора, опять нашла след и пошла в лес, к рассыпанным неподалеку от «Мандрагоры» валунам. Там, под одним из них, нашли тот самый «скафандр», о котором говорил Нгаби. Это был специальный комбинезон с заплечным ракетным двигателем, который употребляют пожарники при тушении лесных пожаров, чтобы быстро выбраться из огня. При хорошей тренировке на таком аппарате можно перепрыгнуть препятствие высотой с трехэтажный дом. Видимо, «космонавт» и выстрелил в Серо из пистолета с глушителем в тот самый момент, когда Нгаби видел его «зависшим» над забором виллы. Затем он открыл своему напарнику ворота. Вот он-то и выстрелил в спину Нгаби.

«Только бы они не успели уйти далеко», – как заклинание повторял про себя Бросс. На всех дорогах вдоль Сены и по всей А-13 от Парижа до Руана с раннего утра уже стояли усиленные патрули и проверяли всех подозрительных, разыскивая двухметрового блондина с короткой стрижкой.

Вернувшись после «Мандрагоры» в комиссариат, Бросс, не заходя к себе в кабинет, сразу прошел в баллистическую лабораторию, мысленно благодаря префекта, который все необходимые для проведения расследования службы разместил в одном недавно построенном здании. Теперь уже не надо было мотаться по лабораториям, распложенным в разных концах города, а то и в Париж, чтобы получить необходимую справку. Судя по заключению экспертов, в убийствах на «Мандрагоре» использовали три ствола – шестизарядный карабин «Ли-Энфилд» МК-1 английского производства, калибром 7,71 мм, из которого выстрелом с террасы был убит в доме Моховой-старший, пистолет «Вальтер», из которого расстреляли охранника с Ходкиным, и пистолет «Беретта», оборвавший выстрелом в упор жизнь Валентины Моховой. Броссу передали также результаты восковой экспертизы Юрия Мохового. Бросс тут же развернулся на сто восемьдесят градусов и направился в комнату, в которой Мюран работал с Моховым-младшим. Он уже знал, что вместе с ними был и мэтр Корбе.

Юра упорно настаивал на своей версии. Он приехал на дачу в три часа в субботу, побыл там недолго и уехал в начале седьмого на своей машине в Париж, был в посольстве, потом у Анжелы и приехал в «Мандрагору» только в понедельник около семи утра. То, что соседи видели его «хонду» поздно вечером в субботу около девяти, – это ему непонятно. Они, видимо, ошиблись. В конце концов, у него есть алиби. И его друзья в посольстве, и Анжела могут подтвердить его слова.

– С ними мы еще встретимся, – сказал Бросс. – А пока скажите мне, молодой человек, из какого ствола или стволов вы стреляли в этот уик-энд, и… по кому.

– Я протестую! – тут же возник мэтр Корбе. – И против конкретного вопроса, и против постановки вопроса в целом. Вы заранее пытаетесь обвинить моего клиента в убийстве либо в попытке его совершения, господин комиссар.

– Можете, конечно, не отвечать, но раз уж вопрос поставлен, помогите следствию. Мы нашли отпечатки ваших пальцев на английском карабине «Ли-Энфилд» с глушителем и на «Беретте» тоже с глушителем. Это очень осложняет наши с вами отношения, потому что из карабина убили вашего отца, а из «Беретты» – вашу мачеху. Что вы можете сказать нам по этому поводу?