Три минуты молчания. Снегирь - Георгий Николаевич Владимов
Шрифт:
Интервал:
– Утильные! – вдруг сказал боцман. – А у меня ведь ещё якоришко есть. Вот он-то – правда, что утильный.
– Свистишь, – сказал Серёга. – Где он у тебя?
– Махонький, килограмм на сто. Где? В боцманской. Запрятал я его. Мне в порту ревизию делали по металлолому и как раз про этот якоришко спрашивали. А я сказал: утопили его. Вдруг понадобится…
– Ух ты, вологодский! – сказал Серёга. – Учётистый.
Первым боцман шагнул из капа, за ним Серёга и я. Пошли, согнувшись, держались за стояночный трос. За него вообще-то не то что держаться, а близко нельзя подходить в шторм. Но больше-то за что ещё держаться?
Навстречу по тросу двое шли. Васька Буров с Митрохиным. Мы их завернули.
– Ещё б двоих, – сказал боцман.
– А салаги где? – спросил Серёга.
– Качают у механиков в кубрике. Не надо салаг. Кандея возьмём и «юношу».
Мы дошли до кормы и через заднюю дверь вломились в камбуз. Плита топилась, на ней ездила и попыхивала кастрюля, а кандей спал, сидя на табуретке, голова у него моталась по оцинкованному столу.
Мы его растолкали – он схватил черпак, кинулся к своей кастрюле.
– После, – сказал боцман. – Сейчас помоги нам с якорем. «Юноша» где?
– Спит в салоне. – Кандей скинул передник и напялил телогрейку. Она у него сохла над плитой, и теперь от неё пар валил. – А может, не надо «юношу»? Он хуже меня умаялся.
– А справимся вшестером?
– Не справимся – разбудим.
И вот мы вшестером взлезли на крыло мостика, отперли дверь в каптёрку. Понесло оттуда олифой, плесенью, чёрт-те чем ещё – боцман великий был барахольщик. Мы откидывали какие-то банки, обрывки тросов, цепные звенья, мешки, досочки, а боцман светил фонарём и причитал:
– Осторожно, ребятки, тут добра на три парохода хватит.
– Слушай, – спросил Васька Буров, – а может, его и нету, якоря? Ну, померещилось тебе.
Боцман даже обиделся.
– Если хочешь знать, так у боцмана всё, что тебе, дураку, померещится, и то должно быть.
Долго мы ещё копались в этой каше. Вдруг Васька Буров заорал:
– Есть! Держу его за лапу!
– Держи! – боцман тоже заорал. – Таш-ши веселей!
Но не так-то просто было его тащить. Он второй лапой так застрял, что мы впятером не могли выволочь.
– Вот так бы в грунте держал, – сказал Серёга.
Боцман обрадовался:
– Сурово держит? А что думаешь, а может, и в грунте подержит. Только б забрал, родной!
Наконец выволокли его на крыло. Не знаю уж, сколько в нём было весу – может быть, сто, а может, и триста. Упарились мы с ним на все пятьсот. Двое за лапы тащили, трое за веретено, боцман шестым взялся – за скобу.
Потом спускали его по трапу… Как нас тут до смерти не зашибло? Двое внизу подставляли плечи, а другие на них опускали эту тяжесть смертную, да ещё одной рукой каждый, другой-то за поручень держались. Потом тащили в узкости, потом по открытой палубе, и он цеплялся за леера, за бакштаг, на прощанье ещё за кнехт ухитрился.
– Вот вам и утиль! – боцман всё радовался. – Погоди, ребятки, сейчас мы его привяжем. На него вся надёжа!
«Надёжа» лежал на полубаке – самый простой адмиралтейский якорь, лёгонький, как для прогулочной яхты, теперь-то это видно было, а мы лежали вповалку под фальшбортом, нас тут не било волной, а только окатывало сверху, и ждали, пока он привяжет трос, проведёт через швартовный клюз. Он никому не дал помогать, сам мудрил.
– Ну, ребятки, поплюём на него.
От всей души мы на него поплевали, на нашу «надёжу».
– Боже поможи. Теперь вываливай потихоньку.
Всплеска мы почему-то не услышали. Кто-то даже через планширь заглянул – куда он там делся.
– От троса! – боцман взревел.
Он посветил фонарём, и мы увидели, как трос летит в клюз и бухта разматывается как бешеная. Но вот перестала, и у нас дыхание захватило. Трос дёрнулся, зазвенел, пошёл царапать клюз.
– Забрал, утильный, – боцман это чуть не шёпотом сказал, погладил трос варежкой.
В капе мы постояли, опять прижавшись друг к дружке, и слушали, слушали. Нет, не лопнул трос. И било уже в другую скулу, нос поворачивался вокруг троса.
– Знать бы, – сказал боцман, – взяли б его на цепь.
– А у тебя и цепь есть утильная? – спросил Серёга.
– У меня всё есть.
Стекло в рубке опустилось, Жора закричал весело:
– Страшной, якоря-то – держат!
– Покамест держат.
– А что ж не докладываешь?
– Вот и доложил. – Он всё прислушивался. – Шелестит, – сказал уныло. – Кто слышит? Трос в клюзу шелестит. Трётся.
– Не перетрётся, – сказал Васька Буров. – Может, мешковину подложить?
– Пойду погляжу на него.
Вернулся он весь белый от сосулек, они звенели у него на рокане, как кольчуга.
– Лопнет, – сказал безнадёжно. – Немного подержит, конечно. А потом, конечно, лопнет.
– Что ж делать? – спросил Серёга. – Мы уж всё сделали, что могли.
– Сети надо отдать. Только они там, на «голубятнике», ни за что на это не пойдут.
– Может, сказать им? Они ж не знают, что мы утильный отдали. Всех наших похождений не знают.
– Знают, – сказал Васька Буров. – Когда мы его с мостика спихивали, кто-то из рубки выглядывал. Я видел.
– А всё же… – сказал Серёга. – Что они, жить не хотят?
Боцман первый пошёл, мы за ним. Из рубки нас увидали, опустили стекло. Там видно было Жору-штурмана, а за спиной у него – кепа.
– Чего тебе, Страшной? – спросил Жора.
Боцман взлез на трюм, взялся рукой за подстрельник. А мы держались за его рокан.
– Сети надо отдать, Николаич.
Кеп высунулся – в ушанке на бровях, – спросил:
– Ты думаешь, чего говоришь?
– Не выдержит трос. Одна хорошая волна – и лопнет.
– А эти? – спросил Жора. – Чем тебе не хороши?
– Я, Ножов, не тебе говорю. Ты ещё не видал, поди, как гибнут. А вот так и гибнут.
– Знаем, что делаем, – сказал кеп. – Тут люди тоже с головами.
Боцман ещё что-то хотел сказать, подошёл к самой рубке. Но Жора поднял стекло.
– Не ведают, что творят, – боцман затряс головой.
Мы повернули назад, к капу.
– За имущество дрожат, а головы своей не жалко. И на что надеются? А, пусть их, как хотят. Я спать иду.
Он шёл по трапу и всё тряс головой. Кто-то ему врубил свет, лампочка горела вполнакала, и в тусклом свете боцман наш был совсем горбатый.
– Пошли и мы, – сказал кандей Вася. – Неужели никто борща не покушает?
Мы потащились опять
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!