Чёрная жемчужина Аира - Ляна Зелинская

Это обстоятельство Эдгара удивило, и он решил утром сказать матери, что, кажется, женитьба на Флёр ему больше не нужна — он поедет в столицу и уладит все их дела. Про жемчужину он решил умолчать, а сказать Эветт, что банк в столице готов дать им ссуду на хороших условиях, и он поедет решить именно этот вопрос.

И поэтому за ужином он всё больше молчал. Они сидели вдвоём. Дядя с сыновьями предусмотрительно ретировались, зная, что Эветт примется распекать сына за выходку на балу. А Шарль, видимо, чувствовал себя виноватым, но извиняться не собирался, и поэтому, прихватив Грегуара, удалился куда-то на болота, где у него чудесным образом нашлось срочное дело.

— Я хотела сделать это подарком на твою свадьбу, — внезапно произнесла Эветт, откладывая салфетку, — но раз уж всё так вышло, полагаю, ты должен узнать сейчас. Я съездила к нотариусу и переписала поместье на тебя.

— Что? — удивлённо спросил Эдгар. — Зачем?

— Я решила: раз ты женишься, то, став хозяином «Жемчужины», захочешь остаться здесь, а не поедешь куда-нибудь на север, оставив меня с этими сумасшедшими. Сынок, с твоим приездом здесь хоть что-то стало налаживаться, и я не хочу, чтобы ты уезжал.

— И когда ты это сделала? Когда переписала поместье? — Эдгар хмуро прищурился.

— Примерно три недели назад. Я хотела, чтобы это был сюрприз.

— Что же, сюрприз удался! Извини, мама, я что-то устал с дороги. Пойду спать, — Эдгар отложил вилку, резко отодвинул стул и вышел из комнаты.

— Я надеялась, что ты хотя бы «спасибо» скажешь! — донёсся ему вслед раздраженный голос матери.

Но Эдгар лишь горько усмехнулся и покачал головой. Не объяснишь же Эветт, что этим поступком она навлекла на его голову семейное проклятие и сделала мишенью для Той-что-приходит-по-ночам. Теперь ему стало очевидным, почему он увидел её впервые именно три недели назад. Он-то всё не мог понять, а оказывается, всё было просто — как только он стал хозяином поместья, в ту же ночь она и пришла к нему.

Эветт догнала его в холле и спросила:

— Мы ещё не поговорили о Флёр! Мсье Лаваль обещал завтра заехать ко мне, мне кажется, тебе стоит поговорить с ним.

— Мама, я устал. Поговорим завтра, — ответил он, не оборачиваясь, и поднялся в свою комнату.

Но он ушёл не потому, что устал, и не потому, что разговоры о Флёр и возобновлении брачных договорённостей его раздражали. Он ушёл, потому что наступала ночь, и он ждал этой ночи.

Ждал и наделся, что сегодня она появится снова. Та-что-приходит-по-ночам. Летиция.

Он стянул рубашку и бросил на кресло, подошёл к окну, жадно вглядываясь в наступающую темноту. Эдгар прислонился к косяку, рассматривая далёкие разливы Арбонны. Солнце село, оставив широкую грязно-бурую полосу заката, как рваную рану на краю неба. Темнело быстро, и воздух стал густым, почти вязким, так что дышать было трудно. И Эдгар подумал, что, судя по цвету неба, совсем скоро на них обрушится первый в этом сезоне ураган из тех, что приходят летом с Аирского моря. Жара усиливалась, пригнав на болота тысячи светлячков, и среди частокола кипарисов, растущих вдоль протоки, зажглась призрачная вуаль их сияния. А Эдгару казалось, что Летиция где-то там, прямо посреди этих болот. И что она смотрит сейчас на него. Но это, конечно, ему просто казалось.

Его глодала тоска, и унять её было невозможно. Он плеснул в стакан рома из бутылки и выпил залпом. Хотя знал — бесполезно, ром лишь притупляет тоску. Ненадолго. Увидеть её — вот единственное лекарство для его души. Что бы он ни делал, всё, чего он хотел по-настоящему последнее время — увидеть её снова. Но где-то в глубине души знал, что вряд ли такое возможно. Бенье, конечно, взялся за его поручение, но настроен был скептически, и сказал сразу и напрямик, что найти её живой шансов почти нет. Сыщик был уверен, что она погибла. Он приводил Эдгару множество аргументов, но тот пропустил их мимо ушей. Потому что, если слушать Бенье, то и поверишь в то, что она умерла. А если поверишь, то где взять силы, чтобы самому жить дальше?

Он зарядил пистолет и положил его под подушку. А рядом с кроватью поставил ещё и ружьё и лёг не раздеваясь, подложив руки под голову. Лежал и смотрел в потолок. В комнате было темно, только на столе горел маленький огарок свечи под кофейником. Кофе не даст заснуть.

Подумать только, две недели назад он лежал здесь же и считал, что появление Той-что-приходит-по-ночам — это его худший кошмар. И он боялся, что она придёт. А теперь боится, что не придёт…

Наверное, он всё-таки сходит с ума…

Кофе не помог.

Едва ночь стала непроглядной, едва густая темнота совсем поглотила плантацию и двор, как Эдгар провалился в глубокий сон, и в этот раз ему приснился старый кошмар из прошлого — жена, дочь, пожар на лесопилке…

…снег. Люди-тени мечутся вокруг горящего здания конторы и лесопилки, натужено скрипит водокачка, и пожарные в блестящих касках пытаются тушить огонь.

— Элена! Лина! — кричит он и пытается прорваться сквозь пламя, прикрывшись полой куртки.

Но чьи-то сильные руки оттаскивают его, и кто-то рычит прямо в ухо:

— Да ты же сдохнешь! Там — ад!

— Элена! — он хрипит — сорвал связки, но здание в огне уже не только внутри.

Огонь лижет стены снаружи, оборачивая их лепестками алого золота, и гул стоит такой, что его не перекричать. И лишь на каланче тревожно гудит колокол, стелется поверх криков и треска падающих балок.

И в этом сне всё снова вернулось к нему так отчётливо и ярко, что сердце зашлось от боли, и ужас душил его, наступая на горло, не давая вдохнуть. Он снова и снова пытался прорваться сквозь пылающую завесу, но воздух во сне горячий и вязкий, не воздух — патока. Лица жены и дочери постепенно отступали и исчезали в пламени. Он кричал, но из горла вырывался только хрип.

— Элена! Элена! Элена… прости меня…

Это он уже произнёс вслух и резко проснулся, чувствуя, как колотится сердце, так сильно, что сотрясает грудную клетку до боли в рёбрах. И он лежал весь мокрый, простыни скомканы, свеча под кофейником угасла, а в комнате темно. Сон отступал. Пламя перед его глазами опадало, и треск падавших брёвен сменялся густым безмолвием. Тишина такая, что от ударов его сердца, кажется, вздрагивали стены.

И в этот момент он понял — она здесь. Потому ему и снится кошмар.

Она и правда была здесь — сгусток тьмы, застывший прямо в углу, там же, где и в прошлый раз. Эдгар моргнул несколько раз, всматриваясь в эту тьму и нащупывая пальцами рукоять пистолета. Ужас всё ещё лихорадил его, и что-то невыносимо давило на грудь и жгло, словно по коже только что полоснули острой бритвой.

Он вдохнул судорожно, сморгнул ещё и постепенно различил в самой густой темноте две ониксовые бусины — глаза. Они смотрели на него не отрываясь, и в этот момент он понял — вовсе это не оникс. Эти глаза — точь-в-точь та жемчужина, что он привёз из Альбервилля. Бездонная тьма с патиной жидкого серебра.