Перекресток трех дорог - Татьяна Степанова

– Мы с коллегами просмотрели все кандидатуры сотрудниц милиции для нашего живца, я отобрал троих. Но они были не совсем те типажи. Мы перекрасили им волосы, но все равно это было не то. И тогда начальник местного розыска предложил в качестве подсадной утки свою дочь… свою приемную дочь Наину.

– Она из наших? – Полковник Гущин, забыв обо всем, хотел подвинуть свой стул ближе к генералу, однако вовремя остановился. – Она из полицейской семьи?

– Он ее удочерил после того, как женился на ее матери. У него была своя дочка от первого брака на восемь лет старше Наины, насколько я помню. Наина тогда училась в Томском университете, кажется, на историческом факультете… мы разговаривали с ней об истории… Она была такой смелой, редкой девушкой. – Генерал Карпов на секунду умолк. – Я, когда ее увидел, понял – она идеальная фигура, наш ублюдок на нее клюнет. Надежда такая была – мы ведь за соломинку хватались. Наина сразу согласилась на предложение отчима помочь нам поймать убийцу. Она такая по жизни… доброволец во всем, как сейчас говорят, волонтер. И она любила отчима, тот вырастил ее, она его отцом своим считала, поэтому согласилась сразу. И внешне она подходила – невысокая, крепко сбитая… не красавица, но что-то было в ней такое… как вам сказать… увидишь ее – не забудешь. Серые глаза… Отчим ее решил, что он сам лично будет ее страховать, никому не доверит ее охрану. Мы не могли много сотрудников задействовать – это же совсем небольшой город и все чужаки как на ладони. Лето на дворе стояло, такой же июль благодатный. Наина приехала к родителям и сестре на каникулы. Мы отработали наш план – днем и вечерами она должна была появляться в людных местах города – а это центральная площадь, где находился Дом культуры, где совещание и проводилось. А вечером там были концерты и потом дискотеку молодежь устраивала – танцы допоздна. Наина должна была якобы с этой дискотеки возвращаться одна, без провожатых. Мы не знали точно, как наш урод их всех похищает. Как ведет себя, что использует – предполагали, что у него, возможно, машина своя. Так и вышло – Малофеев сразу ее заметил и захотел. В этом наш расчет оправдался. Во всем другом мы ему крупно проиграли.

– Он похитил ее?

– Он зарезал ее отчима. Ударил его ножом в живот. А тот, хоть и был подготовлен ко всему, не сумел… он прокололся. Малофеев сделал тогда вид – там, на темной улице, по которой Наина шла домой с дискотеки, что он сбил на машине собаку.

– Сбил собаку? – не удержался Клавдий Мамонтов, который до этого момента хранил молчание.

– Да. Он ее с собой привез в багажнике. Бродячую собаку убил, а сделал вид, что сшиб случайно. Суетился вокруг своей «Волги», руками размахивал, причитал – такой неприметный с виду мужичок… невысокий, в очочках, лысый, тихоня тихоней… этакий типичный интеллигент советского НИИ. «Ах, я не нарочно… темно… бедный пес… девушка, а это не ваша собака?» Наина мне потом призналась – хотя она и напряжена была и готова вроде бы, и видела в каждом встречном маньяка – в тот миг она даже представить себе не могла, что это он и есть. Она подошла к нему сама, взглянуть на несчастную собаку, а он ударил ее шприцем в шею. Он же фармацевт, он имел доступ к таким препаратам, про которые я лично только потом из химических экспертиз узнал… Она потеряла сознание мгновенно, он ее начал запихивать в машину. Отчим ринулся к ним, а Малофеев… два ножа… он носил с собой всегда два ножа. Удар его правой руки начальник розыска отбил, а Малофеев был «двурукий», одинаково хорошо владел обеими руками. Он ударил его в тот же миг левой рукой – ножом в живот и провернул нож. Когда мы поняли, что все пошло не так, когда примчались туда – это заняло четверть часа, отчим уже умер. А Малофеев с Наиной в машине скрылся. Начальник розыска умер, не успев ничего нам рассказать, и мы не знали, кого искать… А на следующий день кончилось то закрытое совещание. И они все разъехались. Малофеев на машине направился в свой закрытый город, с собой он увез Наину Раткевич.

– Но там КПП, – сказал Гущин. – Машины, выезжавшие из города, разве не проверяли тогда?

– Проверяли. Ему снова повезло. Его проверили, и… он не вызвал подозрений. Его отпустили. Багажник даже не стали открывать. Он вообще никогда ни у кого не вызывал никаких подозрений. В этом была его великая сила. Наина мне потом говорила… он ей хвастался – незаметность, мимикрия, способность не привлекать к себе внимание, словно растворяться в окружающей среде, были якобы ему даром свыше…

– От кого?

– Я по порядку вам все расскажу. Наши командировочные разъехались в разные закрытые города. Это Сибирь, понимаете, какие там расстояния. Тот город, куда Малофеев увез Наину, располагался в трехстах километрах, другие были гораздо дальше. Нам предстояло проверить сорок человек. Мы делали, что могли, мы торопились изо всех сил. Наши подозрения тогда пали на другого мужчину – он был убежденный холостяк, никогда не женился, имел собственный дом с подвалом и машину, потому что занимал солидную должность в закрытом НИИ. Я именно его подозревал. И потом он был тренированный спортсмен, занимался боксом и уже тогда практиковал занятия единоборствами, про которые мы лишь слыхали краем уха в начале восьмидесятых. А мы же знали, как легко наш убийца справился с отчимом Наины. Поэтому я с опергруппой вылетел в тот город заниматься ложным, как потом выяснилось, фигурантом. А Малофеева в его закрытом городе проверили сотрудники Восьмого управления, как и остальных. Он жил в однокомнатной квартире после развода с женой… Как мне позже объявила его бывшая жена – а она оказалась старше его на двенадцать лет, – она сама его бросила. Необычно для таких браков, да? Когда жена намного старше мужа, она за него крепко держится, а эта бросила, призналась мне – он вызывал у нее физическое отвращение. Природу его она не могла понять, но ее от него тошнило, хотя он был тихий и пальцем ее не трогал. Мы потом поняли, что свое первое убийство пожилой женщины он и совершил спустя три месяца после развода, словно ярость свою выместил… «Восьмерка» проверила гараж Малофеева – обычный гараж, там стояла его «Волга». Он никогда свои жертвы в гараже не держал. Он выкопал себе схрон-бункер в лесу. Туда можно было подъехать на машине, но часть пути приходилось идти пешком, и свои жертвы он тащил на себе. Ему, видимо, немало времени потребовалось в те первые три года, чтобы обустроить свое логово – под деревьями на склоне холма, вход он тщательно замаскировал. Внутри он выкопал что-то типа пещеры-землянки и укрепил стены бревнами, как в бункере, у него даже генератор был военный – где-то купил его себе, множество керосиновых ламп и… Я когда туда спустился… Там внутри так воняло… Кровь пропитала стены и пол… Он оборудовал себе пыточный застенок… И еще там везде были…

– Что? – хрипло спросил полковник Гущин.

– Фетиши, обереги… Он же называл себя Отцом живых – так мне сказала Наина потом. Он ей говорил: я мол, Бог Велес новоявленный… языческий лесной бог – Отец живых. Он был убежденный язычник. Сейчас тоже некоторые всем этим увлекаются – славянской мифологией, язычеством, но это как игра, а он себя воображал не просто жрецом какого-то культа, он фанатично уверовал, что есть сам воплощение Велеса. Он себе в жертву приносил тех, кого убивал. На стенах Малофеев прибил медвежьи черепа – он, оказывается, их у охотников покупал и… Я как глянул – сначала подумал, это кисти рук скелетированные прибиты… но это оказались медвежьи лапы. Малофеев своим жертвам руки не отрубал, он только ей, Наине пригрозил руку топором отрубить, если она вдруг посмеет… – Старик-генерал на секунду умолк, закрыл глаза. – Если есть ад на свете, то я его увидел в той вонючей лесной яме с медвежьими черепами и стенами, обмазанными человеческими мозгами… И она, Наина, эта двадцатилетняя девочка… наш отважный доброволец, которого я клялся уберечь и не уберег, провела в том аду с ним девять дней. Когда он ее туда приволок, там оказалась еще одна жертва. Мы о ней вообще ничего не знали. Он ее похитил за три дня до своей командировки и посадил в бункере на цепь, забрал ее из деревни. Она была художница, со своим парнем приехала из Омска на лето на этюды, дом они сняли. Парню все надоело быстро, и он слинял, а она осталась одна в деревенском доме. Малофеев ее похитил, она была постарше прочих, уже под тридцать, но по типажу ему подходила. Все девять дней, пока Наина находилась в схроне, он на ее глазах пытал эту несчастную. Страшно пытал. Являлся в схрон каждый вечер после работы на своем предприятии. А выходные вообще там провел. Художница кровью истекала, но он ее каждый раз не до смерти пытал, продлевал себе кайф… Говорил Наине – гляди, это все во славу Велеса Всемогущего Отца живых, то есть меня, чем больше мучений, страданий, слез, криков – тем благодатнее, угоднее жертва. Старые боги жестоки, но щедры к своим рабам, потому что в их власти и жизнь и смерть, и если угодить им жертвой, умилостивить их, то и дары их превзойдут все ожидания. Он говорил ей – вот я делаю, что хочу, и никого не боюсь, никто меня никогда не тронет и не поймает, потому что я под защитой могущественного бога, который во мне воплотился. ВРЕМЯ ВОЗВРАЩАТЬСЯ К СТАРЫМ БОГАМ, ДЕВОЧКА МОЯ… Так он говорил ей – она мне это рассказывала. И говорила еще, что, по его словам, очень скоро наша жизнь должна перемениться кардинально, словно он знал, предчувствовал, какие изменения ждут нас через каких-то десять лет, в девяностых. Он за все эти девять дней не давал ей никакой еды. Бросил лишь на пол, как собаке на цепи, окровавленный кусок мяса… Он его срезал с ноги той, второй… которую пытал… резал, кромсал на куски. Предлагал Наине вернуться к старым богам…