Последний орк - Сильвана Де Мари

Море было настолько красивым, что захватывало дух. Бухта Эрброу сверкала на солнце. Со времен своей юности, когда он два месяца подряд летал на драконе, Йорш не видел моря с такой высоты. На востоке возвышались Черные горы, зеленые, словно изумруды на солнце.

Йорш увидел долины, над которыми пролетал на спине своего брата-дракона, различил изгибы Догона, по которым плыл когда-то с Сайрой и Монсером и вдоль которых поднимался потом с Роби и со всеми теми людьми, что были теперь его друзьями и соседями.

Он также различил — и это было нетрудно, учитывая, что расстояние не превышало нескольких миль, — две небольшие фигуры, которые еле-еле тащились далеко внизу, у края водопада. Двое мужчин — один все еще со следами былой полноты, другой уже трагически исхудавший. И несмотря на то, что прошло уже восемь лет, Йорш узнал их: это были Мелилото и Палладио, два стражника, которые охраняли Роби в подземелье Далигара. Два отца семейств, простые, хорошие люди, хоть и нельзя было назвать их образцом ни доблести, ни чести. Они хорошо обращались с пленницей и потом присоединились к ним в их бегстве.

Эти двое казались ранеными, изможденными и отчаявшимися найти какой-нибудь способ спуститься с обрыва, не разбив себе при этом голову. Они хотели преодолеть водопад, чтобы спуститься вниз, на берег.

После того как он попрощался с орлами глубокими поклонами, принужденный забрать с собой голову кролика и половину чайки, Йорш пустился за ними вдогонку.

Он шел через папоротник и дубовые леса, и в его памяти всплывал этот давно забытый пейзаж. Несмотря на мучившую его жажду, несмотря на желание догнать двух бродяг, Йорш не мог заставить себя бежать. Не только усталость сковывала его ноги. Он чувствовал какой-то странный холод внутри, который не испытывал уже многие годы и который не был вызван голодом.

Страх.

Все кончено.

Их нашли.

Его нашли.

Они добрались до него.

Нет, Мелилото и Палладио не были похожи на людей, охотившихся за ним. Или на людей, рисковавших своей спокойной семейной жизнью, чтобы прийти предупредить его, что за ним охотились.

Может, его это вообще не касалось. Может, за ними просто кто-то гнался… Наверное, выяснилось, что они дезертировали, вот и все… И, не зная, куда бежать, они дошли до водопада, который остановил их своим головокружительным прыжком в пропасть.

Было и второе предположение: что-то ужасное случилось в Мире Людей, и они бежали оттуда. Но Йорш прекрасно помнил, что у обоих были жены и дети, много детей, а жен и детей не оставляют, даже если случается что-то ужасное, особенно если случается что-то ужасное.

Если только… ты не идешь искать помощи.

Второе предположение: они искали его. Произошла столь ужасная, непредотвратимая катастрофа, Мир Людей постигло столь невыразимое отчаяние, что это вынудило их искать помощи у кого угодно, включая эльфов, чтобы спасти своих жен и детей.

Опасность, грозившая миру, вероятно, была настолько огромной, что заставила людей подавить ненависть к его роду, настолько жестокой, что они об этой ненависти забыли.

Йорш вдруг заметил, что замедлил шаг.

Он не хотел слышать о том, что случилось.

Он не хотел знать.

Он желал, чтобы его жизнь продолжалась, как прежде. Он. Роби. Эрброу. Все остальные. Рыбалка. Его дом. Берег. Он сам построил свою жизнь, отрывая моллюсков от рифов и убивая стрелами рыб, чтобы его дочери было что есть, укладывая один камень на другой, чтобы иметь крышу над головой во время гроз и непогоды.

Второй ребенок, что рос в теплой темноте внутри Роби, родился бы так же, как Эрброу, под убаюкивающие звуки волн, встреченный в этом мире объятием своего отца.

Йорш желал, чтобы так продолжалось вечно.

Он не хотел знать, что случилось.

Он никому ничего не был должен.

Они никому ничего не были должны. Они бежали, преследуемые всем и всеми, без чьей-либо помощи, не считая Последнего Дракона, который был убит тем же Миром Людей, что сейчас пришел просить Йорша о помощи. Они сами построили свою жизнь, собирая ракушки в песке вдоль линии прибоя, дрожа от холода зимой и жарясь на солнце летом.

Йорш остановился.

Искушение было слишком велико. Просто уйти.

Они еще не увидели его.

Они никогда бы не узнали, что он находился всего в полумиле от них.

Никто никогда бы этого не узнал.

Наверняка они не умерли бы с голоду и не разбились бы, спускаясь с обрыва. Они же взрослые люди, мужчины. Воды у них было вдоволь, и так или иначе они смогли бы поймать хоть одну форель на двоих. Они вылечили бы друг друга, утешили бы друг друга и ушли бы себе вдвоем туда, откуда пришли.

Это была не его проблема: он не звал их, не приглашал, не усыновлял.

Под сенью леса свет становился зеленым, цвета папоротника, среди которого шел Йорш. Он вспомнил крылья Последнего Дракона, своего брата.

Впервые в жизни Йорш спросил себя: перед тем как пожертвовать собой, чтобы дать всем им возможность жить, не было ли у Эрброу-младшего искушения бросить все и спастись самому?

И родители Роби, Сайра и Монсер, тоже не звали Йорша, не приглашали, не усыновляли: они просто споткнулись об его жизнь и спасли ее.

Народ Эльфов никогда бы не подумал преследовать живое существо, но так же редко он занимался чьим-либо спасением, за исключением мошек, кроликов… одной курицы. Они, эльфы, увидев преследуемое существо, горячо оплакивали бы его участь, сложили бы великолепные песни и нежные стихи о его смерти, а как же иначе? Они рассказывали бы об этом в пергаментах, покрытых золотыми буквами. Они создали бы прекрасные фрески, которые превратили бы стены в вечный памятник этим событиям. Но никогда и ни за что эльфы не помогли бы ему спастись. Не только потому, что бессмертие — это двойственный дар, который иногда делает трусливыми тех, кто им обладает, из-за немалого риска его утратить, но и потому, что спасение преследуемых часто требует еще более серьезных жертв. Жертвовать можно не только своей жизнью, но и своей душой.

Чтобы спасти кого-то, иногда нужно сражаться.

Сражаешься — значит рискуешь быть убитым. Рискуешь получить удар мечом, который может что-то сломать, отрубить или изуродовать. Рискуешь тем, что у тебя будет уже не две ноги и нельзя будет бежать навстречу собственным детям, или уже не две руки и нельзя будет взять ребенка на руки. Рискуешь тем, что твоя собственная кровь смешается с пылью, превращаясь в грязь. Рискуешь тем, что твои собственные глаза станут едой воронам, или червям, или и тем и другим: у природы имеется бесконечное число всевозможных способов.

Сражаешься — значит рискуешь убивать и слышать боль того, кто умирает.

Сражаешься — значит рискуешь убивать так много, что когда-нибудь перестанешь слышать боль того, кто умирает, а значит, рискуешь потерять собственную душу.