Свидетель - Галина Манукян

Сколько продлилось это состояние — мгновение или час, Валерий не сказал бы. Еще не выходя из него, он осторожно взял на руки Варю. Праджни-джи также аккуратно прикрыл ее тело своим широким клетчатым шарфом. Ощутив живое тепло у своей груди, Черкасов почувствовал ту же неразделимость, бесконечность между ним и девушкой.

Космос наполнял его, и гуру, и Варю, и толстую Падмини, и всю эту комнату, расширяясь все дальше. И слов было больше не нужно. Не требовалось воспоминаний о сделанном и планов на будущее. Все было ясно и так. Сейчас. В настоящий момент.

Чувствуя все очень живо, растворяя все в себе, а себя в звуках, образах, ощущениях, Валерий принес Варю и бережно уложил на подобие кровати — матрас, уложенный прямо на циновке. Черкасов сел на пол рядом, поджав под себя ноги. Взял ее руку, тонкую, изящную. Удивился гладкости, словно никогда до этого не касался женской кожи, сатиновой, мягкой. В сердце Валерия разлилась нежность. Нужно было только ждать, спокойно ждать, когда Варя проснется. И всё будет хорошо.

* * *

За болью пришла темнота. За темнотой — ватное забытьё. Может, я умерла? Где была реальность, и была ли она вообще, не понятно. Сквозь туман, сквозь массу жарких, толстых, словно пуховые одеяла, оболочек, в которых я застряла, будто гусеница в коконе, ко мне пробивался голос. Тихий, спокойный. Я не слышала, что именно говорил, но от того, что он был рядом со мной, расслабилась. Меня куда-то несли, укладывали, укрывали. Звуки нарастали и гасли. Голос исчез, уступив место тишине.

Я лежала на чем-то мягком и не могла открыть глаз — слишком много было усталости. Пудовой лапой смежив мне веки, она заставляла меня то спать, проваливаясь совсем глубоко, то дремать поверхностно, чувствуя окутавший меня запах чего-то родного, спокойного. Этот запах прогонял, вытравливал из меня страх, будто вредного усатого таракана, забравшегося под старые обои и штукатурку, обнаглевшего и устроившего себе там гнездо.

Совсем близко в темноте я увидела Сону. Она, полуодетая, вновь сидела взаперти, но не в украшенной шелками, коврами и резьбой комнатке, а в смрадном чулане, в котором нельзя было даже встать во весь рост. В щели проникали лучи света, ложась размытыми полосками на босые ступни девушки. За тонкой перегородкой толклись в загоне животные, блеяли и топотали копытцами.

Послышались шаги. Со скрипом распахнулась дверь, и в дверном проеме показалась высокомерная старуха в белых одеждах. Искусная вышивка золотой нитью окаймляла полотно сари. В ушах старухи сверкали синим огнем сапфиры, а в глазах плескался гнев. Сона подалась назад, но чулан был таким маленьким, что ее спина тут же уперлась в дощатую стену.

— Боишься?! — зло заметила госпожа Шри Дэви, мать Матхуравы. — И правильно. Если махаматры оставят тебя у нас, ты проведешь остаток дней здесь, со свиньями и козами, подтирая косами навоз.

— Госпожа, разве я в чем-то виновата? — жалобно спросила Сона, боясь взглянуть в глаза старухе.

Старуха поджала губы.

— Мой сын, самый лучший из ювелиров в нашей готре, самый талантливый в городе и разумный. Он не мог в здравом уме, без воздействия посторонних чар прельститься нищим куском грязи! — голос старухи стал еще более грозным. — Я его воспитывала, я! Он не мог! Матхурава не нарушил бы законы Ману!

— Но он увез меня… силой… — еле слышно проговорила Сона и тут же вскрикнула — ее босые ноги больно обожгло хворостиной, которую старуха выхватила неизвестно откуда. На коже осталась багровая полоса. Сона всхлипнула.

— Сжальтесь, о, госпожа!

— Из-за твоих чар, — процедила старуха и снова хлестнула по ногам девушки, — мой сын потерял голову, опозорил наш род! Если ваш брак признают махаматры, на каждом с фамилией Капур будет лежать пятно неприкасаемой шлюхи! Ни один уважаемый человек не станет заказывать у нас «грязные» украшения! Нам всем, моим сыновьям, детям, внукам, племянникам, невесткам, придется бежать из города, от позора, остаться ни с чем, как погорельцам! И ты хочешь, чтобы я сжалилась?! Над тобой?!

Сона закрылась руками от непрекращающихся ударов и завыла в голос.

Старуха Шри Дэви вытерла пот со лба и остановилась. Сона сжалась в ожидании новых побоев.

— Мой сын убил брамина, — жестко сказала Шри Дэви. — Его не спасти. Если его осудят на вечное заключение, тебя ждет жизнь в хлеву, и эта хворостина будет лучшим, что ты увидишь! Если же моего Матху приговорят к казни, ты станешь вдовой. И тогда через сати[37] очистишь грехи своего мужа.

— О нет! Пощадите, госпожа! Смилуйтесь, матушка! — вскричала Сона.

— Матушкой я собаке не стану! — рявкнула Шри Дэви. — Даже по ошибке продажного брахмана! Ты скажешь всё, чтобы махаматры аннулировали брак! Поняла?!

Сона в отчаянии закивала.

— Пусть имя моего сына будет испачкано безвозвратно, семью я могу еще спасти! — гремела старуха. — Скажешь: издевался, насиловал, бил. Скажешь всё, чтобы этому браку не быть!

— Скажу, госпожа, скажу, — рыдала Сона.

Шри Дэви отряхнула руки, словно даже через хворостину могла испачкаться о Сону, захлопнула дверь в чулан и опустила засов.

Сона осталась одна со своими страхами и горем. Слова старухи об участи Матхуравы напугали ее. Пусть он бывал грубым, обижал ее, пусть никто кроме него не был виноват в случившемся, в сердце Соны таилась к нему жалость. Она вспомнила, что порой испытывала к хозяину добрые чувства и даже скучала за ним. Под конец ночи с Матхуравой стали приносить упоительную сладость, и Сона ждала его прихода с нетерпением.

Козы били рогами о стенку позади, и, казалось, та вот-вот рухнет. Девушка могла бы с усилием выбить дверцу чулана, но эта мысль не приходила ей в голову — страх был слишком велик. Когда стемнело, пришел Радж. Отводя глаза, он поставил перед Соной миску с едой и кувшин.

— Поешь, но только сейчас, чтобы Ма не знала.

— Помоги мне, Радж, — прошептала девушка. — Шри Дэви сживет меня со свету. Я подарю тебе столько поцелуев, сколько захочешь. Я подарю тебе меня всю, если пожелаешь. Ты просил этого раньше, а я не позволяла. Теперь позволю всё, делай со мной всё, только спаси меня! Увези, чтобы никто не нашел.

— Прости, Сона, ничего не получится, — тихо, стыдясь, ответил младший брат Матхуравы. — Если я сделаю так, твое место займет моя жена. А у меня дети. Трое уже. Я в ответе за них.

— Отчего-то ты не думал о жене и детях, когда просил моих поцелуев! — вспыхнула Сона.

— Но я и не обижал тебя, давал то, что ты просила. А ты давала мне. Это был честный обмен.

Радж ушел, позволив матери превратить жизнь Соны в ад. Шри Дэви повторяла экзекуцию, невестки издевались по ее наущению, дети кричали гадости и запихивали через щели чулана мусор, объедки и пауков. Под покровом ночи приходил Радж и кормил пленницу нормальной пищей. Пряча глаза, выгребал из чулана мусор, но на этом его помощь оканчивалась. День суда Сона ждала как избавление. И ненавидя всех из семьи Капур, виня Матхураву за свои беды, она легко от него отказалась. Он был виноват в ее страданиях, так пусть же поплатится!