Баба Люба, давай! - Наталья Белецкая

— Совсем спятил… — потерла лоб Люба.

— Нет, я в своем уме! — заспорил менталист, — ты …дожна убик-ть меня. Я сам не мгу.

— Так, пойдем спать.

Девушка попыталась подвести лжепринца к кровати, но он стал сопротивляться.

— Нет! Ты дожна зарезать меня! — кричал он.

— Хорошо-хорошо, — не стала спорить Люба, — ложись в кровать, мне так удобней будет тебя зарезать.

— Прада? — с пьяным удивлением переспросил он.

— Конечно! — уверила его девушка, — посмотри, ты же качаешься. Как я могу в тебя попасть?

Шариан нахмурил лоб, но потом, видимо, принял решение. Он позволил довести себя до кровати и, не разуваясь, рухнул на неё. Люба, ругаясь сквозь зубы, стащила с него сапоги и магией начала чистить следы на ковре.

Но менталист не успокаивался, он нашел в себе силы, чтобы перевернуться на спину, и пока Люба убирала, говорил:

— Ты его любш, не меня. Едисное сильное чувство, которое ты ко мне испытыешь: ненавись. Это прально. Я сам иногда противен себе! Еси меня не станет, всем буит луше. Ты освободися от клятвы. Дыинор, вы сможете быть вместе. А я не нужн. Меня не любит никто! Я понял, шта согласен даже на то, чтобы ты отнсилась ко мне, как к ребенку. Пусть ты любишь мня так. Но ты теперь не буишь даже, как ребека, меня любить. Все из-за шлюх этих. Мня никто не любит, потому шта никто не знаит, как я выгляжу. Я всех обманал… Сарос тоже.

«Когда ж ты заткнешься и заснешь?! Обманал дубиноголовый» — подумала Люба, и тут её осенило.

Она влезла на кровать, где менталист уже нашел кинжал и пытался вручить его девушке.

— Шариан, — строго обратилась она к нему, вложив немного силы.

Лжепринц посмотрел на неё мутными от алкоголя глазами. «Моя сила действует!» — радовалась Люба.

— Когда я скажу «три», ты заснешь, но будешь слышать меня, правдиво отвечать на вопросы и делать то, что я велю, — произнесла она, а потом продолжила другим тоном, — твои веки тяжелеют… ты расслабляешься… успокаиваешься… ты спишь.

— Шариан, ты меня слышишь?

— Да.

То ли потому, что самозванец был пьян, то ли потому, что владел ментальной магией, его «Да» звучало более эмоционально, чем у охранника, которого с горем пополам загипнотизировала Люба.

— Откуда у тебя кинжал?

— Я украл его из оружейной. Нет. Я взял его из оружейной. Я — принц, во дворце все — моё.

— Ты его украл. Ты — не принц и никогда им не станешь.

— Но я хочу быть принцем! Принцев и королей все любят! — капризно заявил Шариаон.

Его пьяное произношение куда-то подевалось.

— Любят хороших людей. А принцам и королям лижут пятки из-за их положения. Это не любовь. Чтобы тебя полюбили, надо стать хорошим человеком, — Люба потихоньку вкладывала силу в свои слова. Как хорошо, что она недавно проштудировала раздел книги про точечное воздействие на сознание.

— А как стать хорошим?

Подсознание Шариаона, до которого достучалась Люба, действительно напоминало детское. Большой, капризный ребенок, который сильно недополучил любви и внимания. Ранее менталист ей рассказывал о том, что огромное количество информации и эмоций может свести мага с ума, а разум ребенка более гибкий. Может быть, поэтому Шариан и не повзрослел.

Люба не внушала лжепринцу того, что он должен сделать, она меняла установки. «Люди, обладают они магией или нет, не игрушки» — на разные лады говорила она, по капле вкладывая силу. Конечно, она догадывалась, что гипноз происходит как-то не так, что загипнотизированные люди ведут себя иначе, но Шариан не был простым человеком, а сила ведьмы действовала во многом интуитивно.

Они разговаривали долго, и под конец этой странной беседы, Шариан сказал:

— Голос, я знаю кто ты! Ты — моя мама. Почему ты так рано умерла?

И столько обиды в голосе.

— Нет, милый, мама не умерла. Я всегда с тобой в твоих воспоминаниях. Жаль, что ты меня нечасто слышишь последнее время и очень этим расстраиваешь. Но я знаю, что ты сможешь со всем справиться, потому что я тебя люблю и верю в тебя. Помни об этом.

Люба поймала себя на том, что поглаживает спящего Шариана, а тот улыбается. Закончила она разговор установкой о том, что менталист все забудет, как только проснется. За окном уже светало, Люба чувствовала себя разбитой и опустошенной. Получится ли эта коррекция личности во сне, не ясно.

Кроме того, вряд ли она сможет сохранить в тайне от менталиста свои попытки влезть в его сознание. Если он узнает об этом, то будет очень зол. И тут Люба вспомнила последние главы в книге, что она просматривала перед сном. Там было что-то подобное.

Девушка бросилась к столу и стала судорожно искать книгу, а найдя в учебнике нужную главу, задумалась. Подействует ли? В книге всего в нескольких абзацах, без подробностей рассказывалось, как снять последствия сильного стресса, успокоиться, сделав плохие воспоминания блеклыми и неважными. Люба же хотела и вовсе закрыть свои воспоминания о вмешательстве в подсознание менталиста, проделав все в состоянии полуяви-полусна. Эдакий самогипноз.

Как ни странно, войти в подобное состояние оказалось очень легко, вероятно, потому что Люба хотела спать. Не давая себе полностью погрузиться в сон, она старательно закрывала все воспоминания о том, что случилось. Получилось это или нет, она так и не поняла, заснув прямо в кресле.

Проснулась Люба от хриплых охов. Она лежала, скрючившись в кресле, а на кровати стонал Шариан.

— Заклинания, снимающего похмелье, я не знаю, но вот головную боль постараюсь вылечить, — сказала Люба, подходя к менталисту.

Шариан выхлебал примерно поллитра воды и поинтересовался:

— Что было вчера? Я ничего не помню.

— Ты пришел пьяный, натоптал на ковре, потом рассказывал, что тебя никто не любит и призывал тебя зарезать. Даже кинжал какой-то раритетный из оружейной спер.

— Кошмар!

— Вот-вот.

— И ты что? Неужели не подумала о том, что мое убийство решит все ваши проблемы?

— Я не убийца, Шариан, — вздохнула Люба, — и не могу тебя ненавидеть настолько, чтобы хладнокровно воткнуть нож. И очень надеюсь, что вся это идея с ножом — это не проверка.

— Нет, не проверка. Прости, — опустил голову менталист, — я вчера понял, что в действительности не нужен никому. Именно я — Шариан Рейден — никому не нужен. Никем нелюбим.

— А ты что-нибудь сделал, чтобы тебя любили? Не внушил кому-то любовь, а так, чтобы человек сам почувствовал к тебе признательность, доверие?

Обычно, когда Люба начинала подобные разговоры, он злился и переводил тему, но тут вдруг надолго задумался.