На пиру богов - Сергей Николаевич Булгаков

осталось. Оно было все основано на идеологии Третьего Рима, православного царства, которое ушло из истории, а именно этого-то и не предвидели и не допускали славянофилы, с этим была связана их вера в миссию русского народа, более того, в его мессианство. Разве это не правда? Не осталось камня на камне не только от старого славянофильства, но даже и во многих отношениях прозорливый и гениально одаренный Достоевский тоже устарел, представляет собой пример мечтательности отжившей уже эпохи… Страшно сказать и подумать: Достоевский устарел, а между тем это ведь так: удалите из Достоевского «царя-батюшку», что же останется от его исторической философии? Или мечтательная идея народа-богоносца – безответственная фраза, слишком долго мутившая наши головы? Простите за резкость, я и сам слишком грешен в этом, но как смел кто бы то ни было, хотя бы Достоевский, дать своему народу такое именование, на которое властен только Господь Бог! И как мы за это наказаны, как наказаны!

Светский богослов. Горе тем, которые теперь, в минуту скорби и болезни народной, отвергают и его призвание! Верю, как и встарь, сей народ есть народ-богоносец, хотя и впавший в смрадный и тяжкий грех богоборства…

Беженец. Тяжело и конфузно даже это слышать. Пока мы еще дерзаем повторять эти безответственные фразы – значит еще не покаялись… Богоносец! Всякий народ, поскольку он молится и живет в Церкви, есть народ-богоносец, но гордость самопревознесения погубила иудейство, погубила Византию и сыграла свою роль в гибели России. Но я еще ворочусь к этому вопросу, а сейчас только о литературе русской. Повторяю, что все мы находимся на развалинах идейных, и признать это требует мужества и чувства исторической ответственности: разве только меднолобые коммунистические ферты способны твердить свою марксистскую азбуку и торжествовать, что все совершилось по их трафарету. Однако, если бы их воля к мысли находилась хотя бы в каком-нибудь соответствии с их волей к действию, и они убедились бы, сколь новое и неожиданное явление представляет собою их Третий Интернационал. Но речь не о них, как и не о всей этой либеральной и социалистической гнили, которою была полна «гуманная и прогрессивная» русская литература; нас интересует только то, что оставалось живого и творческого в русской литературе, и все это подлежит пересмотру и переоценке, а это, конечно, возможно только при достижении какой-нибудь положительной точки зрения, то есть преодолении идейного кризиса. Без этого мы обречены просто на «историю литературы», на безусловное коллекционерство. Из этого позорища каждый норовит свою чтимую икону унести: иные хватаются за К. Н. Леонтьева, очевидно за его пессимистическое отношение ко всему происходящему в мире и за его своеобразное Православие, но это был всегда товар на любителя, и едва ли может быть помощником, руководителем и утешителем человек, который, кроме смертного приговора, ничего не хотел прочитать в исторических путях христианского человечества; иные даже Розанова тащат, но что же может дать духовно этот одаренный и проницательный писатель, который сам представлял собой какой-то безликий, аморфный студень? Ну, конечно, у разных мыслителей разное останется и сохранится для новой России, если она будет. Я отнюдь не хочу отвергать никого и ничего, это было бы нечестиво, неблагородно да просто нелепо, но переоценка должна быть всеобщая.

Светский богослов. Все-таки, мне кажется, что из этой оценки вы исключаете Владимира Соловьева с Чаадаевым вкупе.

Беженец. Не исключаю, но, действительно, нахожу, что в общем идейном инвентаре России обоим им принадлежит совершенно особое место. Во-первых, у обоих взор не был затуманен национальной гордостью и религиозной ограниченностью. Оба они думали о Вселенской Церкви и совершенно ясно видели грехи России относительно ее. Я не то что не любил соловьевской публицистики, я ее третировал, видя в ней сомнительный компромисс с либерализмом, да и теперь нахожу, что в литературном наследии философа есть только послушание, но с горечью и не без стыда вижу теперь, что в этой своей деятельности Соловьев был совершенно прав, как прав он был, – и да воздаст ему за это великое дело Праведный Судия! – что поставил вопрос о соединении Церквей, и после него этот вопрос никогда уже не мог быть забыт. Благодаря широте своего кругозора и высоте своего принципа Соловьев менее всех устарел, точнее – его голос теперь звучит властно, громко, проникает в самое сердце. И еще я ценю в нем, что он один только решился говорить о призвании и будущем русского народа в условном смысле.

Светский богослов. Я согласен, что революция ко всему нашему литературному наследию прошлого поставила гигантский вопросительный знак. Это бывает после великих жизненных катастроф, так ведь теперь и все так называемые общественные науки устарели; например, старую политическую экономию приходится прямо сдать в исторический музей. Но и ваш Соловьев не избегает общей участи со своими религиозными авантюрами и дикими планами соединения Церквей, которые теперь дальше от осуществления чем когда бы то ни было.

Беженец. Это покажет будущее, настоящее же говорит, что вне его нет спасения для Русской Церкви и для русского народа, судьбы которых остаются связанными нераздельно, – это одно не требует пересмотра из нашего прежнего катехизиса и сохраняет полную силу.

Светский богослов. Но разве может погибнуть Русская Церковь, а стало быть, русский народ? Уже одно допущение такой возможности есть грех, хула и маловерие. Не одолеют врата адовы ни Церкви Русской, ни святой Руси.

Беженец. Обетование Спасителя дано Вселенской Церкви Христовой, с которой совершенно напрасно отождествляет себя какая бы то ни было из Поместных Церквей. А им всем дано грозное предостережение в Апокалипсисе: «Сдвину светильник твой с места его, если не покаешься». И разве мы не видим в истории, как угасали светильники и погибали исторические народы? Разве этого, в сущности-то, не произошло с Византийским царством и Византийской Церковью после завоевания турками? Или прозябание под игом может считаться действительным продолжением славной истории ромеев? А не подобное ли совершилось раньше и с тремя другими «восточными Патриархиями», хотя титулярно они и не прекратили своего существования? И почему же вы уверены, что и Русская Церковь не может сойти на нет, изнемочь и засыпаться песками, историческими обломками, что и начинает совершаться? Одна из величайших и греховных иллюзий нашего прежнего старо– и новомосковского религиозного сознания в том, что Россия и Русская Церковь гарантированы от исторической гибели, пребывают «дондеже прииду»: такого обетования они не получали.

Светский богослов. Напротив, я и сейчас это считаю хулой и маловерием: дары и избрание Божие непреложны. России вверено сокровище Православия, которого не одолеют врата адовы, потому не одолеют