Анатомия посткоммунистического мафиозного государства. На примере Венгрии - Балинт Мадьяр

Эти тексты могут восприниматься как описание складывания и функционирования системы власти Орбана, как история «естественного развития» «партии друзей», то есть «личной партии», «становления политической партии на базе общих интересов, складывания масштабных общественных связей на основе семейных»[226], «превращения политических устремлений нескольких друзей в эффективную политическую организацию, а затем в правительство»[227]. «В центре этой структуры стояла “политическая семья”. Численность этой семьи не превышала трех дюжин человек, ее “cемейный” характер объясняется тем, что подавляющее большинство этих людей находилось друг с другом в родственных отношениях. (…) Они образовывали в полной мере “политическую” семью; все они занимали какой-либо пост (или несколько постов) в правительственной структуре, созданной главой семьи, Кевином Уайтом; некоторые исполняли в партии “неофициальную”, но несомненно политическую функцию. Политическая семья калькировала мир интересов Уайта, и эти интересы были и интересами партии. Наряду с членами его семьи и старыми друзьями политическая семья включала представителей двора, исследователей общественного мнения и политических советников, девелоперов и других активно развивающих город предпринимателей, журналистов, одного сборщика пожертвований и одного универсального политика»[228].

В то же время Шаберт выражает недовольство тем, что критики Кевина Уайта и журналисты «показывали все то, что служило необходимым средством управления, в качестве чистой, то есть “грязной” формы политического механизма. Все, что приводилось в действие искусством дружбы, они преподносили в качестве язвы коррупции. Все, что делалось в поисках стабильных основ города с неопределенными контурами, истолковывалось в качестве крайних примеров политического боссизма»[229]. А между тем такая модель управления существовала еще в республиканском Риме, где «жизнь общины в значительной мере обуславливалась личными партиями патрицианских семей», в которых «глава одной из патрицианских семей становился патроном, то есть защищал клиентов, пользуясь политическим весом партии. Чем больше клиентов обращалось к данной партии, тем больше у нее накапливалось влияния, то есть последователей и друзей»[230]. «В конце концов партия – это не что иное, как сообщество друзей, удлиненное хвостом», – актуализирует эту мысль Андраш Ланци[231]. А Габор Г. Фодор как будто продолжает ее: «Эти друзья укрепляют свою власть, концентрируя силы на одном-единственном друге, который обязан усвоить старое правило политики: с союзниками нужно хорошо обращаться, чтобы они активно работали на общее дело»[232].

Здесь мы подходим к важному пункту, ведь проблема легитимности отличает уже и руководимые патронами партии Римской республики от политического искусства дружбы, связываемого с именем Кевина Уайта. Возглавлявшиеся патрициями партии Римской республики легитимно строились на базе патронажно-клиентарных отношений. Они функционировали, не нарушая правил несовместимости и распределения государственных заказов. Что же касается бостонского мэра ХХ в., то он действительно многократно переизбирался, однако это не давало ему полномочий на ведение политики в собственных интересах посредством «личной партии», да к тому же в такой широкой политической среде, которая отрицает систематическое применение этой модели управления. Но режим Орбана качественно совершенствует эту модель, поскольку при этом режиме речь идет уже не просто о манипулировании демократическими институтами при формальном соблюдении правил игры, а о сознательном применении нелегитимного государственного насилия для реализации собственных интересов. Это уже относится к категории преступного государства, одним из типов которого является мафиозное государство. (Об уголовных последствиях будет сказано ниже.)

Когда идеологи Фонда Századvég, следуя Шаберту, описывают режим Орбана, они понимают под легитимацией режима нечто совсем иное, нежели его критики, требующие соблюдения норм западной либеральной демократии. Главным образом это и разделяет соответствующие друг другу категории СНС и мафиозного государства для оправдательного, апологетического и отрицательного, критического описания режима. Наиболее важные из этих категорий собраны в приведенной ниже таблице соответствий (в апологетическом описании режима приведены термины, которые используются политиками и идеологами «Фидес», а также Шабертом):

Если до смены режима полная занятость означала, что все граждане имели определенное, зарегистрированное место в обществе, то идея трудового общества в настоящее время означает, что членом нации, одним из домочадцев политической семьи считается лишь тот, у кого есть работа, даже если он занят на общественных работах. Те, кто не имеет работы: безработные, больные, бомжи, цыгане и т. д. – не принадлежат к нации, приемной политической семье, к домочадцам Крестного отца, они исключены из Системы национального сотрудничества. Если они не могут быть включены в семью хотя бы на роли прислуги, то их бросают на обочине дороги, на границе нации и чужого мира. Руководители СНС не чувствуют и не берут на себя никакой моральной или материальной ответственности за этих людей. «По крайней мере треть венгерского общества уже окончательно потеряна и никакими средствами не может быть вырвана из окончательной нищеты. Эти люди могут быть практически списаны со счетов общества. Они не хотят работать, да и не востребованы на рынке рабочей силы. И нельзя открыто сказать, что их придется бросить на обочине, потому что если не сделать этого, то остальные никогда не доберутся до цели», – заявил один из экономистов-идеологов, поддерживающих режим[233]. Социальная политика СНС не «консервативная», не антибедняцкая и не мотивирована расистской идеологией. Она просто не замечает тех, кто не принадлежит к числу домочадцев. Эти люди находятся вне Семьи, они чужие, по отношению к ним у СНС нет никаких обязанностей. Потому что, как сказал министр, руководящий кабинетом премьер-министра, «у кого ничего нет, тому такая и цена»[234], а у них действительно ничего нет. Другой вопрос, что в борьбе за голоса избирателей сознательно открывается путь расистским настроениям по принципу неоднозначной народной мудрости «Кто не работает, тот не ест».