Вельяминовы. Время бури. Книга третья - Нелли Шульман

– Еще решат, что меня похитили, – девушка, невольно, улыбнулась, – немцы, например. С занятиями Маленького Джона подобное возможно… – она щелкнула перламутровой зажигалкой. В газете писали, что в Америке скоро поступят в продажу чулки из нового, искусственного материала, нейлона:

– Их я в Бельгии куплю… – Тони натягивала шелковые, жемчужно-серые чулки, – наверняка, они появятся в магазинах… – сняв средства со счета в банке, Тони перевела их в аккредитивы. В тайнике, в ящике с бельем, лежал новенький, испанский паспорт, сеньоры Антонии Эрнандес, с вписанным в него сыном, Гильермо, полутора лет от роду. В бумагах Тони спрятала конверт с билетом на рейс Swissair, с аэродрома Кройдон, в Цюрих. Самолет уходил тридцатого марта, в десять часов утра. В три часа дня Тони приземлялась в Швейцарии. Она собиралась вечером, сесть на поезд, идущий в Рим. Тетя Юджиния прочла ей письмо из Мон-Сен-Мартена:

– Две недели назад Виллем телеграфировал, что корабль прибыл в Геную. Он начинает учиться, готовиться к получению сана священника. Это еще на два года, потом он вернется в Африку, призревать сирот… – тетя Юджиния перекрестилась:

– Жаль, что дядя Виллем и тетя Тереза от него внуков не увидят, но у них Маргарита есть. Я уверена, что у Давида с Элизой еще дети появятся… – Тони замечала, как, иногда, смотрит на нее предполагаемая свекровь. Она опять увидела в глазах тети Юджинии знакомое выражение. Тони зло сказала себе:

– Ожидает, что я, как племенная кобыла, буду рожать детей, наследников «К и К». Никогда подобного не случится… – Тони собиралась объяснить Виллему, что согласилась на помолвку от одиночества и безысходности.

– Из Мон-Сен-Мартена, после венчания, напишу в Лондон, извинюсь… – застегнув пояс для чулок, она скосила глаза на след от поцелуя, на нежной коже, ближе к аккуратно подстриженным, мягким, белокурым волоскам:

– До Рима пройдет. Виллему я ничего говорить не буду. И Питер ему ничего не скажет, он джентльмен… – Тони томно улыбнулась. Де ла Марки собирались в Италию летом:

– Когда мы встретим нашу дорогую дочку, ее мужа и маленькую Маргариту. Мы очень соскучились по девочке, и собираемся ее окончательно избаловать. Терезе лучше, врачи разрешили ей путешествовать. Мы хотим побыть с мальчиком, а, на обратном пути, посетить Милан и Венецию… – Питер обещал Тони поездку в Париж, и на Лазурный берег:

– Когда война закончится, милая, – развел он руками, – сейчас опасно… – девушка прильнула к нему:

– Что ты, дорогой, я все понимаю. Не надо никаких поездок. Мне хорошо, рядом с тобой… – Тони положила ноги на стол. В углу гардеробной стоял манекен. Она курила, глядя на свадебный костюм:

– У дяди Виллема и тети Терезы есть внук. Наследник титула. У меня с Виллемом появится много детей, обещаю. Я могу стать католичкой, какая разница? Главное, чтобы мы всегда оставались рядом… – Тони хотела обвенчаться в Италии. Справившись в энциклопедии, она поняла, что монашеские обеты снимает папа римский. Пия Двенадцатого год, как избрали понтификом:

– Виллем объяснит, что не хочет больше оставаться в церкви. Никто его удерживать не собирается. Прадед Лауры, отец ди Амальфи, снял обеты и женился, на бабушке Эми. Подобное случалось… – Тони прислушалась. Когда они с Уильямом переехали на Ганновер-сквер, Питер, смешливо, сказал:

– Я мог бы пользоваться люком на крыше, по традиции, но я договорился с твоим братом. Охранники меня выпустят, после полуночи… – Питер, каждый вечер, проводил с ней и мальчиком. Он говорил Тони о своем дне, они обсуждали новости, купали и укладывали Уильяма и шли в библиотеку. За кофе, Тони играла на гитаре, Питер любил ее слушать.

Обосновавшись в Блетчли-парке, брат не оставил распоряжения охранникам сопровождать Тони, в городе. Девушка могла свободно купить билеты на самолет. Вчера, дождавшись, пока няня уведет Уильяма гулять, а охранники сядут за завтрак, Тони вызвала по телефону такси. Девушка отвезла в Кройдон, в камеру хранения, при аэродроме, сложенные чемоданы.

В спальне было тихо. Питер уставал, поднимаясь, каждый день в шесть утра. Он часто засыпал, устроив голову на плече у Тони:

– Сегодня последний день, что он приходил, – поняла девушка, – неделя до свадьбы. Мы больше не будем видеться, не положено… – осенью, после помолвки, она посетила врача. Тони не хотела никаких осложнений. Поняв, что Питер, тоже, осторожен, девушка удивилась. Он взял ее лицо в ладони:

– Сейчас новое время, но я старомодный человек, любовь моя. Война, мало ли что случится. После свадьбы я изменю завещание. Ты и наши дети будете обеспечены… – он притянул Тони к себе:

– В первую брачную ночь я лично выброшу все средства. Они надежны, – Питер поднял бровь, – не волнуйся. «К и К» строго следит за качеством продукции, – Тони пожалела о потраченных на Харли-стрит деньгах. Питер был очень аккуратен. Жених считал, что подобные вещи являются заботой мужчины, а не женщины.

Девушка потянула к себе шкатулку. Письмо пришло на старый, безопасный ящик, в почтовом отделении на Брук-стрит. Увидев мексиканские марки, Тони совсем не удивилась. Стоя на тротуаре, она смотрела на знакомый почерк. Он писал на испанском языке. Тони отошла к витрине книжного магазина:

– Выброси конверт. Все закончилось, ты больше никогда не увидишь ни его, ни фон Рабе… – девушка толкнула дверь, зазвенел колокольчик. Взяв с прилавка «Прощай, Берлин», Ишервуда, Тони спряталась за стеллажами. Читая письмо, она, впервые, подумала:

– Они с Питером похожи, странно. Только Воронов, выше. А в остальном, будто братья… – он просил прощения, что не писал раньше. Петр обещал забрать ее из Лондона, вместе с ребенком, в конце марта, когда он закончит некую, как выражался Воронов, срочную работу.

– Еще чего не хватало, – недовольно подумала Тони, – он, оказывается, знает о малыше. Фон Рабе ему сказал, не иначе. Немцы, до войны, следили за Маленьким Джоном, а я его сестра. Петр вбил себе в голову, что в Барселоне я его выгнала, из-за беременности. Я была беременна, но не от него… – в конце марта, Тони намеревалась оказаться далеко от Лондона.

– Пусть приезжает, ищет меня. Пусть что хочет, то и делает… – она насторожилась, услышав шум в спальне. Тони едва успела спрятать письмо. Питер, наклонившись, поцеловал мягкие, отросшие волосы на затылке:

– Мне пора идти, но я не могу, не могу… – от нее пахло лавандой, она вся была теплая, мягкая. Питер обнимал ее за плечи:

– Всего неделя осталась. Как я ее люблю, как люблю. Уильям меня папой стал называть. Тони не слышала, надо ей сказать. Она обрадуется… – Тони скользнула в его руки, он опустился на колени перед креслом. Шелк чулок холодил губы, за ним все было горячим, обжигающим, близким. Питер блаженно закрыл глаза, услышав ее стон: «Еще, еще, милый… Я люблю тебя, люблю…»

– Они, действительно, похожи… – Тони скрыла улыбку, раздвинув ноги, глядя в потолок:

– Но мне никого, кроме Виллема, не нужно. Я его добьюсь… – она закусила руку, кресло поскрипывало, Тони мотала головой. Потянув его на ковер, Тони устроилась сверху: