Круговорот чужих страстей - Екатерина Риз

— А ты в мать, — сказала Дуся, что заставило Алёну вздохнуть. Тётке говорить ничего в ответ не стала, и спорить не стала, но подумала кое-что нехорошее… наверное, нехорошее, но после Дусиных слов в душе всё равно поднялось сопротивление, и Алёна подумала о том, что посмотреть на кого-то другого, даже ради того, чтобы проверить теорию Дуси, у неё не получится. Ну, где, кого она ещё найдёт, чтобы посмотреть так, как на него? Это будет жалкая попытка, которая только посмешит. И его, и её.

Хотя, Павла, может, и не посмешит. Алёна замечала его задумчивые взгляды, он присматривался к ней, и её это тревожило. Оставалось только гадать, что у него на уме. Алёне не раз хотелось подойти к нему, запросто, обнять, поцеловать, просто потому, что хочется, но осмеливалась это сделать далеко не всегда. Пугалась того, что её простота и порывы покажутся ему глупыми или наивными. Она всё ещё не знала, как правильно к нему подступиться и в какой момент. А хотелось бы узнать, очень бы хотелось, до дрожи. И когда возможность появлялась, Алёна готова была сидеть рядом с ним ночь напролёт, даже если молчали при этом. И когда его мысли были заняты не ею, она почему-то всегда это чувствовала. Правда, сегодня Павел её удивил, причём неприятно. Время уже за полночь ушло, они лежали в темноте, молчали. В окно луна заглядывала, Алёна в её тусклом свете Павла разглядывала. Он лежал, устроив голову у неё на груди, а Алёна обнимала его. Сверху разглядывала его лицо, поймала себя на мысли, что совершенно не замечает неровности от шрамов на его щеке. Просто перестала замечать, сама не знает когда именно, и всё. Павел тщательно никогда не брился, особенно дома, наверное, где-то в глубине души всё же комплексовал, но искренне считал подобную мнительность слабостью и не отвлекался на это. А Алёна смотрела и не видела, только сейчас щёки его ладонями обхватила, наклонилась к нему и поцеловала. Правда, в нос, до губ не дотянулась. А Павел вздохнул, ладонь скользнула по её голой ноге, которая практически обнимала его за талию. А Костров взял и сказал:

— Алёнка. — Он раньше никогда её так не называл. Как шоколадку. — Я ведь тебе не нужен.

Алёна, за удивлением, неожиданно поняла, что подсознательно давно ожидала от него чего-то подобного. Вопроса, разговора, намёка. Сглотнула, волосы с его лба отвела.

— Нужен, — ответила она твёрдо. Или это упрямство было?

Павел голову закинул, чтобы ей в лицо заглянуть.

— Старый я для тебя.

От его тона как-то не получалось свести всё к шутке. И даже улыбнуться не получалось, Алёна понимала, что он серьёзен как никогда. И одно неверное слово — её или его, и ничего уже не вернёшь. Даже к этой минуте не вернёшь.

— Я циник, причём злопамятный. Прощать не умею, и чуткости во мне ни на грош нет. А тебя, солнышко, любить надо.

Интересно, он чувствует, как у неё сердце колотится, и вздохнуть у неё никак не получается? Наверняка чувствует. Но ему её не жалко.

Алёна с трудом сглотнула. Горло перехватило спазмом, а глаза уже защипали горячие слёзы, а она знала, что поднять руку и вытереть их, ещё надо решиться.

— А что хуже, что злопамятный сухарь или что старый? — проговорила она сдержанно.

Он усмехнулся. Снова её погладил.

— Малыш, не обижайся. Я ведь серьёзные вещи тебе говорю. Ты сама спохватишься.

Она снова наклонилась к его лицу.

— Это ты мне так отставку даёшь? Мне завтра уехать?

— Ну, перестань. — Павел сел, отодвинулся от неё, а Алёна сразу на себя одеяло натянула. Потом всё-таки зло вытерла слёзы, отвернулась. Он потянул её к себе. Алёна в сердцах оттолкнуть его хотела, но он легко с ней справился, обнял. Уткнулся носом ей в щёку, подышал тяжело. Попросил:

— Перестань слёзы лить. Чего ты?

— А ты чего? — обиженно переспросила она.

— Я же обязан тебя предупредить. Во что ты ввязываешься. Тебе мало неприятностей?

Она молчала, только носом шмыгнула.

— Паша…

— Алён, — его голос снова стал серьёзным. — Я не знаю, чем всё закончится. Но не жду, что чем-то хорошим. Меня наизнанку вывернут, всю мою жизнь, обсудят и кости перемоют. Ну, зачем тебе это? Ты же не глупая девочка, должна сама понимать, во что ввязываешься. А я точно не твоя мечта.

— Вот откуда ты это знаешь?

Он невесело хмыкнул.

— А что, ты мечтала об угрюмом, хромом принце с поцарапанной рожей?

Алёна снова слёзы утёрла.

— К твоему сведению, да. Я «Анжелику» три раза читала.

Костров помолчал, подёргал себя за ухо. Затем признался:

— Я не знаю о чём ты.

— Я тебе расскажу, — с готовностью согласилась она. — Там главный герой, граф Жофрей де Пейрак, он…

— Всё, — торопливо перебил её Павел, — дальше не рассказывай. Меня только имя убило.

Алёна на насмешку в его голосе внимания не обратила, повернулась и, дурея от собственной смелости, спросила:

— Я тебе нужна?

Павел смятённо выдохнул.

— Я тебе разве об этом?

— А я тебе об этом! Я же не спрашиваю тебя, любишь ты меня или нет. Но если я тебе нужна, просто нужна, не отталкивай меня. Паша, пожалуйста. — Она глаза закрыла, прижалась лбом к его лбу. Он её обнял, коснулся губами её губ, потом слёзы ей вытер.

— Хватит реветь, — попросил он. И тут же посетовал: — Говорить с тобой невозможно. Я о тебе, дурочке, думаю, а ты?

Алёна всхлипнула.

— А я о тебе.

— Вон оно как… — Павел по спине её погладил, потом назад, на подушки повалился, увлекая Алёну за собой. Она его обняла, прижалась щекой к его плечу. Напряжение начало отпускать, кажется, опасный момент был пройден. Правда, Павел всё-таки добавил:

— Ты даже не представляешь, что может начаться.

— Мне всё равно, — убеждённо проговорила она. Глаза закрыла. — Когда-нибудь это всё закончится, им надоест.

Его ладонь так и гладила её по спине, неторопливо поднималась, потом спускалась на ягодицы и там замирала на какое-то время. А другая рука коснулась её волос, пальцы запутались в них, Алёна голову повернула и ответила на горячий поцелуй. Приподнялась над ним, волнистые волосы упали Павлу на лицо, а Алёна проговорила ему в губы:

— И никогда мне больше этого не говори. Что ты старый и некрасивый. Это не работает, Паша.

Он, кажется, улыбнулся. Прикусил зубами её нижнюю губу. И согласился.

— Хорошо. Придумаю что-нибудь ещё.

Алёна только недоверчиво фыркнула. Как Костров не верил в собственную душевность, так она не верила в его богатое воображение. Поэтому волноваться по этому поводу особо не собиралась. Что он ещё придумать может? Что портит ей репутацию?

Кстати, именно этим сейчас и занимается. Берёт и портит.