Сердце огненного острова - Николь Фосселер

Но если ты в нерешительности, если тебя терзают сомнения – я сумею понять и это. Если ты действительно хочешь заключить со мной брачный союз, это будет большой шаг для нас. Для тебя он даже больше, чем для меня, ведь это ты еще раз начинаешь здесь новую жизнь, и поначалу она кажется тебе чужой, а я давно с ней свыкся. Но и твои возможные сомнения нравятся мне, так как показывают, что ты не из тех людей, которые легко относятся к таким вещам.

Может, ты выскажешь мне свои сомнения? Надеюсь, ты знаешь, что я готов выслушать все твои размышления и буду рад, если ты поделишься со мной своими сомнениями и тревогами? Всегда. Ничто человеческое мне не чуждо, и я никого не осуждаю. Спроси Винсента, он знает, как хорошо мне исповедоваться.

Целую тебя,

Ян.

Скрестив ноги, Якобина сидела на веранде, на небольшом ротанговом диване и глядела на море, похожее на шелковый платок, переливавшийся зелеными, голубыми и бирюзовыми оттенками. Легкий ветерок, более нежный, чем за последние недели, теребил выбившиеся пряди волос и края ее саронга и кебайи. Через открытое окно из салона доносились звяканье столового серебра и малайские фразы – Рату посвящала Нингси в тонкости европейской сервировки и ухода за столовыми приборами. Вероятно, они обе стояли возле большого стола из тиковой древесины.

Якобина любила это место, потому что с него не были видны джунгли. Чтобы их увидеть, нужно было специально поворачиваться; они по-прежнему наводили на нее страх, словно затаившийся зверь, готовый в любой момент выскочить из своей засады и схватить добычу. Впрочем, она все равно ощущала джунгли спиной, даже не видя их.

Точно так же она постоянно ощущала на себе глаза майора. Испытующие. Взвешивающие. Почти выжидающие. С каким-то особым блеском.

Якобина раскрыла малайскую грамматику, лежавшую на ее коленях. Твердо решив овладеть к Новому году местным языком межэтнического общения, чтобы хоть как-то на нем изъясняться и понимать, она использовала для учебы все свое свободное время. Вот и этот день, когда Маргарета де Йонг снова поехала с детьми на чай к Бейеринкам. Только ей никак не удавалось собраться с мыслями; она часто вспоминала слова госпожи де Йонг, что тропики рано или поздно отбирают у человека разум.

Не выходили из ее головы и те картины. Голый Винсент де Йонг. С напряженным, большим орудием. Как он схватил Нингси, вошел в нее и двигался взад-вперед. Выражение его лица, взгляд.

Всегда ли так происходит между мужчиной и женщиной? Ян тоже будет делать с ней такое в их первую брачную ночь и во все другие ночи, пока их не разлучит смерть? Ей хотелось спросить его об этом, но она не решалась. Может, он сочтет ее безнадежно зажатой старой девой либо наоборот – распущенной особой, которая не годится в жены миссионера. Сам он был еще молод и открыт всему человеческому. «В этом нет ничего плохого», – сказал он ей тогда в Ботаническому саду Бейтензорга, перед тем, как спросил, хочет ли она стать его женой. «Господь создал нас мужчинами и женщинами и наделил нас плотским влечением. Не только для рождения детей. Но и в качестве хвалебной песни его творению». Так ли это? А если плотское влечение имеет также темную, сатанинскую сторону – хотя оно и даровано богом?

Но, прежде всего, она не могла спросить Яна об этих вещах по другой причине – она не знала, как ему объяснить, откуда у нее такие мысли. Она до сих пор краснела, вспоминая, как из любопытства достала те неприличные снимки из мундира майора, а после этого спряталась за драпировкой, будто глупая, невоспитанная девчонка. Как она с интересом и отвращением подглядывала за майором и Нингси, за их половым актом.

Такой же стыд терзал ее, когда ночью, лежа в кровати, она залезла пальцами под свою ночную рубашку в те места, которым она обычно не уделяла внимания, лишь быстро мыла. При этом они увлажнились, и ей стало сладко. Это было то же самое ощущение, которое она испытала в тот день, когда стояла за драпировкой. Оно возвращалось, когда она думала о майоре и Нингси, и когда майор глядел на нее, и в его голубых глазах появлялся загадочный блеск. Тогда она всякий раз крепко сжимала ноги, чтобы прогнать это приятное, но тревожное явление. Как и теперь, когда она сидела на ротанговом диванчике и глядела на море.

– В одиночестве?

Якобина вздрогнула и испуганно оглянулась. Майор, одетый в мундир, оперся о дверной косяк.

– Добрый день, господин майор, – пробормотала она и поскорее отвела глаза.

Не ответив, он тяжело опустился рядом с ней на диван и широко расставил ноги, обутые в сапоги, так что его колено коснулось ее ноги. Якобина незаметно отодвинулась и крепче сжала пальцами книгу. Он вытянул шею, нагнулся к ней, а его плечо прижалось к ее руке. Тепло его тела проникло сквозь ткань ее кебайи; на лбу выступил пот. От него пахло влажным сукном, лошадью, кожей и металлом, а еще солью и разгоряченной кожей.

– Что вы читаете? Что-то интересное?

– Я пытаюсь учить малайский, – ответила Якобина и осторожно отодвинулась от него.

Он громко расхохотался.

– Малайский учат не по книге! Его учат, когда слушают малайскую речь и пытаются разговаривать! – Она чувствовала на себе его взгляд, а его колено снова прижалось к ее бедру. – Если хотите, я могу вам помочь в этом.

– Спасибо, вы очень любезны, – быстро ответила она, захлопнула книгу и вскочила. – Пожалуй, в другой раз. Мне сейчас нужно…

Его пальцы схватили ее за руку и удержали; он медленно встал, и Якобина невольно попятилась.

– В последнее время вы что-то избегаете меня.

Якобина выдержала его напористый взгляд и подняла брови.

– Вас это удивляет?

Он негромко засмеялся, обнажив зубы.

– Не волнуйтесь. Ваша маленькая тайна в надежных руках.

Она наморщила лоб.

– Моя тайна?

Майор громко захохотал.

– А чья же? Моя жена давно поняла, что укротить тигра невозможно. Он все равно пойдет охотиться. – Он скривился. – Интересно, что она скажет, если узнает, что я застал вас, наша дорогая и любимая нони Бина, когда вы рылись в ее украшениях?..

– Но я не… – возмутилась Якобина, но при виде ухмылки майора все поняла. – Этим вы меня не запугаете. – Якобина попыталась высвободиться из его хватки, но он держал ее крепко.

– Конечно, нет. – Он покачал головой. – Я только хочу, чтобы вы перестали смотреть на меня так, будто я совершил преступление. И все из-за какой-то ерунды, мелочи.

Якобина встрепенулась.

– Не думаю, что для Нингси это мелочь.

После того дня Якобина чувствовала себя неловко в присутствии девушки. Она пыталась не думать об увиденном, но это плохо получалось. Вероятно, поэтому она старалась быть с ней особенно приветливой.

Майор запрокинул голову и громко расхохотался.

– Вам нужно еще многое узнать про тропики! – Он с усмешкой посмотрел на нее. – Девушки созревают тут рано, когда в наших широтах они считаются еще детьми. И они всегда с охотой совокупляются, словно сучки в период течки.