Кто стреляет последним - Фридрих Незнанский
Шрифт:
Интервал:
— Кто?
— Разные. Последние раза три — маленький, чернявый такой, на красном «Запорожце».
— Кто вам привозил груз?
— Я же говорю — мужик один. На синей «Ниве». Здоровый, рыжеватенький. Лет сорок пять ему. Латыш.
— Латыш? — переспросил Турецкий. — Почему вы так решили?
— А по выговору. Латыши — они как-то не так говорят. Или эстонец. Прибалт, в общем.
— Откуда в Иркутске мог появиться латыш или эстонец?
— Дак их много у нас, — подсказал Мошкин. — И эстонцы, и литовцы. Еще с тех времен, когда из Прибалтики их в Сибирь депортировали. Многие после вернулись, а кто и остался — дома свои, на месте обжились. Так и остались.
— Он не называл себя?
— Почему? Антон Романович. Фамилию, правда, не сказал. А мне и ни к чему. Он когда звонил — спрашивал, когда у меня рейс, так и говорил: «Это Антон Романович». Наверное, не Антон — Антонас. Просто на русский лад переиначился.
— Значит, он местный?
— Ну? И номера у его «Нивы» иркутские. Он где-то в старом городе живет. Я пару раз видел там его «Ниву». Один раз — возле нового универсама, а другой — возле какого-то дома. Частного, там везде частные дома.
— Номера его «Нивы» случайно не запомнили?
— Нет, буквы помню — «ИГ», а номер… нет, не помню.
— А как вы оказались в старом городе?
— Дак мы жили там — у ее родителей, — кивнул он в сторону комнаты. — Эту квартиру нам всего полгода как дали.
— А возле какого дома стояла его «Нива» — не помните?
— Нет… — Он подумал и повторил: — Нет, дом не помню. И улицу тоже. Где-то недалеко от универсама — это помню.
Бортмеханик отвечал на вопросы не то чтобы очень охотно, но без заминок, даже с каким-то равнодушием, как о деле вполне житейском. Опытному глазу Турецкого ясно было, что он ничего не скрывает и не чувствует за собой никакой вины. На всякий случай Турецкий спросил:
— Триста тысяч за какой-то баул — большие деньги?
— Ну? — согласился бортмеханик.
— Вам никогда не приходило в голову, что вы перевозите что-то запрещенное?
— А рыба — она и есть запрещенная. Если с ней на вокзале прихватят — мало не отвесят. За каждый хвост знаете какой штраф?
— И все-таки возили?
— Дак жить-то надо. У меня зарплата — пятьсот тысяч. И жена с ребенком на руках. И не мои это дела. А вы что, за браконьерство принялись?
— Нет, — сказал Турецкий. — Этот Антон Романович может кое-что знать по интересующему нас делу. Как свидетель. Поэтому мы его и ищем.
— Понятно, — без всякого интереса кивнул бортмеханик.
— Давно он вам звонил последний раз?
— Да уж порядком. Как в тот раз баул привез, перед тем и звонил.
— Если вдруг позвонит, сообщите нам. Какой номер у вашего дежурного? — спросил он у Мошкина.
Мошкин продиктовал бортмеханику номер телефона. Тот записал его на пустой сигаретной пачке.
— Не потеряйте, — предупредил Турецкий. — Скажете дежурному, что ваше сообщение — для следователя Турецкого. Мне передадут. Но о том, что мы к вам приходили, — ни слова. Отнеситесь к этому серьезно. Если мы узнаем, что вы Антону Романовичу об этом сказали, а мы обязательно узнаем, я вам гарантирую крупные неприятности. Очень крупные, — повторил Турецкий.
— Ну, не скажу. Мне неприятности ни к чему, своих хватает.
— Когда у вас следующий рейс?
— Послезавтра, в 10.15.
— Если больше не увидимся — счастливого пути!..
В лифте Турецкий спросил:
— Как думаешь, Иван Степанович, скажет?
Мошкин покачал головой:
— Думаю, нет. Может не позвонить — это вполне. А сказать — не думаю. Вы про неприятности очень выразительно намекнули.
В машине, по пути в гостиницу, Турецкий пересказал Софронову и Косенкову содержание своего разговора с бортмехаником.
— Ну, сколько вы накопали! — восхитился Аркадий. — Латыш или эстонец. Сорок пять лет. Синяя «Нива»…
— У нас каждая вторая «Нива» синяя, — вмешался в их разговор водитель. — А в Красноярске почему-то — красные. Я был там в командировке, приметил.
— Все равно — зацепка, — возразил Косенков. — И еще: живет в старом городе.
— Старый город большой, у нас пол-Иркутска — старый город, — заметил Мошкин.
— В районе нового универсама — это уже не весь город.
— Так-то оно так…
— А говорили, ничего не успеем сегодня сделать! — заключил Косенков.
— Нужно будет подъехать к этому рейсу, — предложил Софронов. — На всякий случай. Если ничего раньше не выясним.
— Вариант, — согласился Турецкий. — И хорошо бы поставить его телефон на прослушку.
— Это только завтра, — сказал Мошкин, — Нужно же санкцию прокурора.
— Значит, завтра, — согласился Турецкий.
У гостиницы они отпустили машину и распрощались с Мошкиным. Когда поднялись в номер, Турецкий, едва сбросив плащ, взялся за телефон. На телефонном столике лежала коленкоровая папка, а в ней, как и во всякой приличной гостинице, — напечатанные типографским способом листки с информацией, которая могла быть полезна гостям: время работы ресторана и буфетов на этажах, парикмахерской, бюро бытового обслуживания, телефоны гостиничных номеров. Среди этих листков был и список всех гостиниц Иркутска с телефонами дежурных администраторов. Это было то, что нужно.
Начал Турецкий с самой захудалой — «Торговая» (бывший «Дом колхозника»):
— Скажите, пожалуйста, у вас не остановились приезжие из Москвы, Тугаев, Ряжских и Петраков?
Это были настоящие фамилии Гарика и его подручных.
— Да, посмотрите, я подожду… Нет?.. Точно?.. Спасибо, извините…
Набрал телефон гостиницы при спорткомплексе, повторил вопрос.
— Нет?.. Вы хорошо посмотрели?.. Спасибо…
«Центральная».
«Бирюса».
«Московская»…
— Нет, не останавливались…
— Не было таких…
— Нет…
Список был исчерпан. Турецкий положил трубку.
— Пустой номер. Остановились, наверное, у кого-то в городе. Или по другим документам.
— Вряд ли, — заметил Софронов. — Билеты они покупали на свои фамилии. И предъявляли паспорта.
— А почему вы не позвонили в «Ангару»? — спросил Косенков.
— Они же не идиоты, чтобы останавливаться в центральной гостинице!
— А вдруг?
Турецкий нашел номер дежурного администратора и повторил свой вопрос.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!