Холодная ночь, пылкий влюбленный - Джил Грегори

— Больше, чем… свободу? — спросила Мора, и ее голос задрожал. Она боялась его ответа, очень боялась, но в то же время ей был необходим ответ. — Больше, чем открытое небо над головой?.. Больше, чем дорогу, которая уводит из дома?

— Я собираюсь провести дома остаток своей жизни, чтобы доказать тебе, что это мне нравится больше, чем все остальное, — сказал Куинн Лесситер.

— А если кто-то тебе предложит… совершить убийство по заказу? — Мора едва дышала, боясь пропустить ответ, необыкновенно важный для нее. — Что ты на это скажешь?

— Меня это не интересует. — Он провел пальцем по ее нежным губам. — Нет другого места на земле, которое я предпочел бы этому. Ведь здесь я могу быть рядом с тобой. — Он наклонился и своими губами накрыл ее губы, тем самым рассеивая остатки сомнений в ее душе.

Радость и недоверие поднялись в душе Моры. Он ее любит. Куинн любит ее! Она думала, что никогда в жизни такое не случится.

— Повтори… скажи снова… — выдохнула Мора. — О, пожалуйста, Куинн, повтори то, что ты сказал.

— Я люблю тебя, Мора. И всегда буду любить. И если думаешь, что когда-нибудь от меня избавишься, ничего у тебя не выйдет! Наша сделка отменяется. Хочешь ты этого или нет, но ты останешься на ранчо навсегда.

С радостным вскриком Мора обхватила руками его за шею.

— Я собираюсь и тебя удержать здесь, Куинн Лесситер. — пообещала она. Радость птицей взметнулась в ее сердце, и она взлетела высоко-высоко. — На всю нашу жизнь.

На дворе был только октябрь, но в Вайоминге сильно похолодало и казалось, что пойдет снег. Было свежее, великолепное утро, когда Мора Лесситер родила своего первенца. Земля на ранчо пылала осенними красками. За окном пели птицы, когда Мору уложили в постель, а Куинна послали в город за доктором Перкинсом. Солнце вспыхивало в водах ручья, и чем больше разгорался день, тем холоднее становились его лучи.

Молва о предстоящем событии распространилась быстро, и к тому времени, когда схватки у Моры усилились и пот уже катился по ее бледному лицу, дом гудел от голосов друзей и соседей, которые приехали на ранчо, чтобы предложить свою помощь или просто полюбопытствовать, как выглядит легендарный Куинн Лесситер. А сам он расхаживал по комнатам в необычайной панике.

— Вот. Выпей! — Джим Тайлер протянул Куинну стакан с виски. Он развлекался, наблюдая, как великан одним духом осушил стакан, а потом рассеянно вытер губы рукавом.

Приглушенный крик, раздавшийся из-за закрытой двери спальни, заставил Куинна вздрогнуть. Он поспешил к двери, но Джим и Лаки Джонсон схватили его за руку и удержали от вторжения.

— Туда нельзя, — предупредил его Джим. — Женщины не в состоянии вести себя спокойно с мужьями в такие минуты, как эта. Поверь мне.

Куинн чувствовал, как пот течет по его лицу, прямо за ворот шерстяной ковбойки.

— Хорошо, а что, черт возьми, должен делать я?

— Заканчивай веранду. Ты ведь почти ее достроил? Совсем немного осталось, не так ли? — Джим посмотрел в дверной проем. Длинная, изящная веранда тянулась от одного угла дома до другого. Только перила еще не были доделаны. — Стук топора приглушит крики Моры. А к тому времени когда ты доделаешь перила, все закончится.

Закончится! Куинн потянулся еще за одним стаканчиком виски.

— Я не могу ждать, когда все это закончится, — пробормотал он. Присутствующие захихикали.

Он не видел в этом ничего забавного. Мора лежала там, в спальне, мучаясь от адской боли, и ничего с этой проклятой болью нельзя поделать. Он в ответе за то, что сейчас с ней творится, но ничем не может ей помочь, ничем, не говоря уж о том, чтобы положить конец ее мучениям.

Беспомощность тяготила Куинна Лесситера больше всего. Он не чувствовал себя таким беспомощным с самого детства, когда был мальчиком и…

Но он не позволил себе думать о прошлом, о том, как страдала его мать. Эти страдания ей доставил садист, и они закончились смертью. Куинн напомнил себе: то, что сейчас переживает Мора, — это естественно, это ради жизни, и в результате этих мучений явится на свет новая прекрасная жизнь.

Дитя. Невиданное дитя, рожденное от его и ее плоти, от его и ее крови. Дитя, которое будет жить с ними в этом доме, на этом ранчо, на обширной, великолепной земле; дитя, которое сделает их счастье полным, совершенным, абсолютным.

Он не мог дождаться, чтобы увидеть его или ее, увидеть Мору, узнать, что с ней все в полном порядке.

— Долго еще? — Он загородил дорогу Серине Уолш, когда та спешила в спальню с охапкой чистых полотенец.

— Доктор Перкинс думает, что, может быть, час или два. Он сказал…

Она не договорила, ошеломленная выражением лица Куинна, которое стало пепельно-серым.

— Ну, ну, Куинн, успокойся, — повторяла Серина. В ее глазах светилось изумление. — Я видела, как ты осаживаешь хладнокровных убийц и делаешь это с улыбкой. А сейчас готов упасть в обморок. Ты ведь ее любишь, Куинн, не так ли? — тихо спросила она.

— Она для меня все, — просто ответил Куинн Лесситер. Серина смотрела ему в глаза и понимала, что его чувства искренни. Этот человек много пережил в своей жизни, видел жестокость, насилие, уродство и, насколько она его знала, умел сдерживать свои чувства; он не позволял себе привязаться к другому человеку, иначе ему не удалось бы выжить. И она удивлялась, что Куинн, словно одетый в броню, может чувствовать так сильно и глубоко.

Легкая зависть уколола Серину. Может быть, однажды, если ей повезет, она тоже найдет то, что нашел Куинн… Она откашлялась и кивнула ему с полной уверенностью.

— С ней все будет прекрасно.

— Так говорит доктор?

Серина помрачнела. Она ответила, пытаясь говорить как можно спокойнее:

— Доктор немного беспокоится из-за того, что у нее очень узкий таз, но считает, что все пройдет замечательно. Она ведь крепкая и сильная, ты сам знаешь. У нее железная воля, — добавила Серина. — Она ведь приручила тебя, да, Куинн? Укротила?

— Я должен ее видеть. — С отчаянием в голосе он бросился к спальне, и никто из присутствующих не посмел встать у него на пути.

Мора кричала, зажмурившись и стиснув веки от боли, разрывавшей ее на части.

— Еще немного, милая, еще немного, — оживленно говорила Эдна Уивер, накладывая холодный компресс на лоб Моры.

Доктор Перкинс стоял в шаге от кровати и обернулся на стук открываемой двери.

— Мистер Лесситер, — начал он, — зря вы…

Но Куинн уже подошел к постели жены. Мора казалась крошечной и беззащитной, как ребенок, на широкой дубовой кровати, которую он привез из Сент-Луиса. Он коснулся ее щеки, Мора вздрогнула.

— Куинн, у тебя все хорошо? Ты ужасно выглядишь…

— А-а!..

— Мора! О Господи! — Грудь у Куинна разрывалась. Крик Моры пролетел через всю залитую солнцем спальню и отразился эхом от стен и воздушных белых занавесок. Ледяной пот выступил у него на лбу. — Вы можете как-то облегчить ее мучения? — спросил Куинн доктора Перкинса требовательным тоном. И толстяк-коротышка доктор Перкинс не знал, кто больше нуждается в помощи — его пациентка или ее муж с лицом серого цвета.