Дарю тебе сердце - Нэн Райан

Скотти со слезами на глазах протянул к отцу дрожащие руки и обнял его.

– Папа, папа… – повторял мальчик.

Уронив портфель на землю, Хантер обнял Скотта и прижал его к себе со всей силой, оставшейся в его исхудавшем теле. Почувствовав на своих щеках влагу от слез мальчика, он немного отстранился и, держа Скотта за плечи, посмотрел ему в глаза.

– Не плачь, сынок, теперь все будет хорошо, мы наконец-то нашли друг друга. Я тебя очень люблю и постараюсь наверстать все эти годы, что мы провели врозь.

– Да, папа, да. – Улыбнувшись сквозь слезы, Скотт встал и протянул руки отцу. – Давай, папа, я помогу тебе встать. – С помощью сына Хантер неловко поднялся. – Опирайся на меня, я помогу тебе дойти до дома, я очень сильный!

Хантер стоял, опираясь на сына, его рука лежала на плечах мальчика. Скотт передал портфель отцу, а сам одной рукой обхватил его за пояс.

– Подожди, Скотт, прежде чем мы двинемся в путь, скажи… твоя мама… Кэтлин…

– Что, папа?

– Она вышла замуж во второй раз?

Скотт усмехнулся.

– Папа, ну ты и скажешь! Мама любит тебя, она никогда не полюбит другого. С тех пор как ты ушел на войну, она ни разу даже не встречалась ни с каким другим мужчиной. Пойдем же скорее, мама, как и я, будет счастлива, что ты вернулся.

Подойдя к широкой двустворчатой двери парадного входа, Кэтлин вздохнула с облегчением: в окно она увидела, что на длинной подъездной дороге наконец-то показался Скотт. Но он был не один, а вел с собой нищего. Неужели ей так и не удалось втолковать сыну, что не стоит приводить домой голодных ветеранов войны? Им самим-то еды не хватает, нечего и говорить о том, чтобы делиться с бедными голодными солдатами, которых немало бродит в окрестностях Натчеза. Кэтлин не раз предостерегала Скотта, чтобы он даже не заговаривал с ними и уж тем более ни в коем случае не приводил домой.

Несчастный заметно хромал, и Скотт поддерживал его, обнимая за талию. Истощенное тело незнакомца прикрывали жалкие лохмотья, оставшиеся от его военной формы, мешковатые серые брюки и рваная рубашка болтались на его исхудавшем теле, как на вешалке. Когда странная парочка подошла ближе, Кэтлин разглядела, что вся левая сторона лица незнакомца изуродована шрамами. Солдат был почти совсем седой, и издали его можно было принять за старика, но вблизи Кэтлин поняла, что это не так. С правой стороны, там, где на его небритом лице не было шрамов, кожа была гладкой, без морщин, как у молодого человека.

Кэтлин повнимательнее всмотрелась в лицо мужчины, и вдруг с ней стало происходить нечто странное: все мышцы напряглись, кровь забурлила от каких-то необъяснимых ощущений. «В чем дело? Что со мной творится? – с тревогой думала Кэтлин. – С какой стати, глядя на незнакомого оборванного калеку со шрамами на лице, я вдруг испытываю к нему необъяснимую нежность? У меня даже возникает желание броситься ему на шею и гладить эти грязные руки и обезображенное лицо. Может, я сошла с ума? Почему сердце вдруг забилось так быстро, почему я испытываю странное возбуждение сродни сексуальному? Нет, я определенно рехнулась! Мне хочется обнять какого-то грязного незнакомца. Мало того, мне хочется, чтобы и он меня обнял!»

Кэтлин замерла в растерянности, глядя, как Скотт с нищим медленно приближаются к дому. Вот они вошли во двор, и Кэтлин не могла отвести от него глаз. Казалось, он притягивает ее взгляд какой-то неведомой силой, и эта сила – часть того безумия, которое ее охватило. Седой незнакомец посмотрел ей в глаза, и сердце Кэтлин загрохотало, как барабан. Все вдруг встало на свои места. Она сразу поняла, почему не пришел Доусон, почему Скотт так поздно возвращается из школы. Теперь Кэтлин понимала, почему он так заботливо поддерживает этого оборванца. С криком «Хантер!» она выбежала из дома, сбежала по лестнице и бросилась по подъездной дороге. Хантер смотрел, как она бежит к нему, полные губы на осунувшемся лице дрогнули и медленно сложились в улыбку. Во взгляде карих глаз появилась так хорошо знакомая Кэтлин мягкость. Хантер собирался что-то сказать, но Кэтлин не дала ему такой возможности. Она бросилась ему на шею, припала к его губам, стала покрывать поцелуями шрамы, седые волосы, в промежутках всхлипывая и повторяя:

– Хантер, Хантер…

Обнимая его, Кэтлин чувствовала выступающие ребра. Она прижималась к нему с такой силой, что возникла реальная опасность, что она опрокинет его на спину и сама упадет сверху. Хантер молча стоял, опустив руки и позволяя себя обнимать, гладить, орошать слезами, целовать, любить. Скотти наблюдал за родителями сквозь пелену счастливых слез, но потом застеснялся своего поведения, недостойного, как он решил, настоящего мужчины, и ушел в дом. В дверях он оглянулся. Родители все еще стояли обнявшись, вернее, мать обнимала отца, и отец наконец заговорил.

– Дорогая, – прошептал Хантер, – тебе не стоит до меня дотрагиваться, я такой грязный.

Кэтлин, чья голова теперь покоилась у него на груди, а руки лежали на талии, прошептала:

– Любимый, неужели ты всерьез думаешь, что что-то может мне помешать к тебе прикасаться? – Она подняла голову и посмотрела ему в лицо.

В мечтательных карих глазах блестели слезы.

– Надеюсь, что нет, – сдавленно прошептал Хантер. Тут он впервые за все время сам обнял жену и улыбнулся. – Надеюсь, ты согласна смириться с несколькими шрамами.

– Хантер, любимый, ты никогда еще не был так красив! – Кэтлин приподнялась на цыпочки и поцеловала глубокие шрамы, покрывающие его левую щеку. – Но в одном я с тобой согласна: ты немного грязноват.

– Ох, извини. – Хантер попытался отстраниться, но Кэтлин его не отпустила. – Мне так стыдно… я должен тебе многое объяснить, рассказать, и если ты не захочешь меня принять, я…

Кэтлин приблизила губы к самому его уху и прошептала:

– Хантер, я тебя люблю и никогда не переставала любить. А теперь иди в дом, в свой дом. – Поднырнув под руку мужа, Кэтлин обняла его исхудавшее тело за талию. – Обопрись на меня, дорогой.

Так вместе – она его поддерживала, а он охотно принимал ее помощь – они вошли в дом. В холле их дожидался сын.

Увидев Хантера и Скотта, Доусон приказал Джиму везти его к реке. Экипаж остановился у пристани, где стояла «Моя Дайана». Доусон вышел, неторопливо поднялся по трапу и прошел в свою каюту. Закрыв за собой дверь, он уселся за письменный стол, достал из нижнего ящика бутылку виски, плеснул себе в стакан и стал медленно пить обжигающую жидкость, теребя в руке камею, как всегда висящую на цепочке у него на груди. По мере того, как он в полной мере осмысливал происшедшее, на него все сильнее наваливалась усталость. Судьба снова сыграла с ним шутку, и хотя ему не нравятся карты, которые он вытянул, других у него нет, значит, он должен распорядиться ими как можно лучше. Достав из нагрудного кармана маленький обтянутый розовым бархатом футляр, нажал кнопку, открыл его и в последний раз посмотрел на кольцо, поднеся его близко к глазам. Потом со вздохом закрыл футляр, подошел к двери каюты, распахнул ее и крикнул: