Если бы мы были злодеями - М. Л. Рио

– Ты часто видел его в последнее время? У меня такое чувство, что он не бывает в Замке.

– Он приходит и уходит. Ты наверняка знаешь лучше.

– Он обычно появляется в комнате после того, как я ложусь, и к тому моменту, когда я встаю, его уже нет.

Александр вытряхнул несколько маленьких цветков травы из баночки для фотопленки и начал крошить их в упаковочную бумагу.

– По-моему, он слишком глубоко вошел в роль. Метод, понимаешь? Не знаю даже, где в тот момент был он, а где – Эдмунд.

– Ну… это нехорошо. – Он взглянул на мое разбитое лицо. – Очевидно. – Александр прищурился и скривился, как будто только что прикусил язык. – Тебе давали обезболивающие?

Я достал из кармана пузырек: маленькие белые пилюли, не больше мятных леденцов, заскользили по дну.

– Дай мне пару.

Я так и сделал. Александр раздавил таблетки бочонком из-под фотопленки и посыпал траву получившимся порошком. Затем снова полез в ящик стола и достал маленькую загадочную бутылочку. Отвинтил крышку, постучал по стеклу тыльной стороной ладони. Другой белый порошок более тонкого помола. Он добавил его к косяку, не сказав мне ни слова.

Я не стал спрашивать.

– Что у вас там стряслось? – спросил он, начав скручивать бумагу. – Вы, парни, отрабатывали бой третьей сцены пятого акта, и он просто стукнул тебя?

– Практически.

– Ну и ну! Почему?

– Хотел бы я знать.

Он пробежался языком по липкому краю бумаги, после чего залепил его кончиком пальца. Слегка загнул кончик и передал косяк мне.

– Вот, – произнес Александр, – выкури его и не будешь ничего чувствовать неделю.

– Отлично. – Я встал и ухватился за спинку стула.

Голова по-прежнему раскалывалась.

– Ты в порядке? – спросил Александр, обеспокоенно глядя на меня.

– Буду через несколько минут.

– Уверен? – Он не выглядел убежденным.

– Да, – ответил я. – Я буду в порядке.

И я потащился к двери, как слепой, хватаясь руками за стену.

– Оливер! – окликнул меня Александр, когда я открыл дверь.

– Да?

Он указал на свой нос и грустно мне улыбнулся. Я потянулся к собственному лицу и ощутил что-то липкое. Похоже, на верхней губе набухла свежая капля крови.

Как правило, я не курил в Замке. Я вышел через заднюю дверь и побрел к подъездной дорожке. Косяк, с чем бы он ни был, я плотно зажал между губами. Я затянулся: было морозно даже для февраля, и мое дыхание вырывалось изо рта вместе с дымом, скручиваясь в длинную спираль. Нос казался набухшим и толстым, как будто его заткнули глиной. Интересно, когда через три недели сойдут синяки, будет ли он выглядеть по-прежнему? Я изо всех сил затянулся, и дым обжег горло по пути в легкие.

Я прислонился к стене и старался не думать. Лес был тих и в то же время полон негромких звуков. Щебет птиц, отдаленное уханье совы, легкий ветерок, шумящий в верхушках деревьев. Я замер и ощутил, что каким-то непонятным образом мой мозг медленно отделился от тела. Я еще чувствовал боль и был скручен тисками нерешительности, но что-то возникло между мной и мыслью, и чувством, и всем остальным – тонкий туман, подсвеченный экран с силуэтами, движущимися по другую его сторону. Я не мог сказать, холод ли это или косяк Александра, но постепенно я начал цепенеть.

Послышался скрип. Дверь открылась и закрылась. Я оглянулся – без ожиданий или любопытства. Мередит. Она помедлила на крыльце, потом спустилась. Я даже не шелохнулся. Она вынула косяк из моих губ, бросила его на землю и поцеловала меня раньше, чем я успел хоть что-то сказать. Тупая пульсирующая боль поднялась от переносицы к мозгу. Ладонь на моей щеке была теплой, губы манили. Она взяла меня за руку, как несколько недель тому назад, и повела обратно в дом.

Я был в отключке большую часть следующего дня, придя в себя лишь на мгновение, когда Мередит выскользнула из постели, откинула мои волосы со лба и ушла на занятия. Я что-то пробормотал ей, но слова так и не обрели форму. Сон снова наполз на меня, как ласковое мурлыкающее домашнее животное, и я не просыпался целых восемь часов кряду.

Когда я открыл глаза, на кровати рядом со мной сидела Филиппа.

Я посмотрел на нее затуманенным взором, роясь в спутанных воспоминаниях о прошлой ночи, раздумывая о том, есть ли на мне одежда.

Когда я попытался встать, Филиппа мягко толкнула меня обратно на подушку.

– Как ты себя чувствуешь, Оливер?

– Как я выгляжу?

– Честно? Ужасно.

– Совпадение? Не думаю. Который час? – спросил я и посмотрел в окно.

На улице уже стемнело.

– Без четверти девять, – ответила она и нахмурилась. – Ты спал весь день?

Я застонал, поерзал, не желая вновь поднимать голову.

– Угу. Как занятия?

– Странно, – ответила она. – Очень тихо.

– Почему?

– Без тебя нас было всего четверо.

Я наморщил лоб.

– Кого еще не было? – тупо спросил я.

– А ты как думаешь? – ответила она печальным голосом.

Я отвернулся от нее, не поднимая головы от подушки, и уставился в стену. Движение вызвало глухую боль в пазухах носа, которая отвлекла меня, но лишь на пару секунд.

– Полагаю, ты ждешь, что я спрошу, где он? – сказал я.

Она поправило одеяло, подтянув его к моей груди.

– После боя он просто исчез. Никто не видел его со вчерашнего утра.

Я разочарованно хмыкнул.

– Есть одно но. Я прямо-таки слышу его.

Она вздохнула, ее плечи чуть поднялись и опустились.

– Ладно. Он вернулся. Сидит в Башне.

– В таком случае я останусь здесь, пока Мередит не вышвырнет меня.

Ее губы сжались в ровную розовую линию. За линзами очков (я не знал, зачем она их надела, ведь она ничего не читала) ее глаза оставались спокойно синими, будто океан, терпеливыми, но усталыми.

– Послушай, Оливер, – мягко произнесла она. – Пойди, поговори с ним, это не больно.

Я, не веря ей, указал на собственное лицо.

– Очевидно, что больно.

Она нахмурилась еще сильнее и закусила нижнюю губу.

– Я не говорю, что у тебя есть повод простить его. Мы все жутко разозлились на него. Мне кажется, Мередит могла прожечь его взглядом. А Рен вообще не захотела с ним разговаривать.

– Ясно, – сказал я.

– Оливер.

– Что?

Она подперла щеку рукой и необъяснимо, нехотя улыбнулась.