Русалка и миссис Хэнкок - Имоджен Гермес Гауэр

Переулок в ширину от силы три фута, и воздух в нем характерный для трущоб: холодный, но очень сырой, с затхлым землистым запахом – такое ощущение, будто на лице лежит ладонь утопленника. Слышны здесь и другие запахи: во-первых, вонь застарелой мочи в сточных желобах; во-вторых, тяжелый смрад гниения каких-то дохлых тварей, незримых во мраке. Полли и сама не понимает, рада она или нет, что темнота скрывает все от взора; наверное, лучше все-таки не видеть, какая мерзость повсюду кругом.

Позади слышится дыхание мужчины, сторговавшегося с ней десять минут назад. Слава богу, Полли не нужно смотреть на него – какого-то наемного плотника, который не сводил с нее холодных пристальных глаз, пока она задавала разные вопросы в полном соответствии с наставлениями миссис Чаппел. «Польсти мужчине разговором. Возбуди в нем прежде всего умственный интерес – таким образом ты поднимешь себе цену. Сношаться умеет любая продажная девица, но мужчина ждет от тебя не только этого».

– Давай здесь, – коротко говорит он во мраке.

– Ах, сэр, но у меня комната совсем неподалеку… разве вам не предпочтительнее пропустить глоточек, удобно лечь в постель? Я вам спою… – Она запинается и беспомощно умолкает.

– Да? И чтобы ты меня ограбила со своими пособниками? Знаю я вашу дрянную породу.

Он грубо хватает ее, притискивает к стене, и Полли едва успевает взвизгнуть, прежде чем он зажимает ей рот ладонью. Дрожа всем телом, она невнятно шепчет:

– Нет, прошу вас, не надо… – А потом покорно обмякает, кривит губы в подобии улыбки и жалко лепечет: – Простите меня, сэр… Простите…

Дыхание у него такое зловонное, будто рот – не рот, а мясная кладовая, где тухнет шмат копченой свинины, забытый нерадивой хозяйкой.

«Сначала заставь мужчину просто восхищаться собой, а затем постарайся, чтобы он по-настоящему оценил все твои достоинства. Не позволяй ему ни на миг забывать, что такие раскрасавицы и умницы – великая редкость и стоят очень дорого. Покажи себя в наивыгоднейшем свете: ты посланница самой Венеры, и он не сможет войти в храм любви, покуда ты не поманишь пальцем».

У Полли нет необходимости скрывать свое отвращение, в такой-то темноте, что отчасти утешает. Но с другой стороны, в заведении миссис Чаппел она никогда не испытывала столь сильного отвращения. Ибо воняет не только рот мужчины, но и вся одежда тоже – застойной водой, прокислым молоком, протухлым пирожным соусом. И еще собственный его тошнотворный запах – запах дикого зверя, много времени проведшего в тесной клетке, где он безостановочно кружил и кружил, в своем поту и испражнениях.

Каменная стена покрыта лишайником, и Полли затылком ощущает сырость. Она уже давно потеряла счет мужчинам, которым отдавалась таким вот образом, всякий раз в цепенящем ужасе, всякий раз думая: «Больше – ни в жизнь». Но любые деньги, что эльфийские сокровища, утекают сквозь пальцы через считаные часы после того, как она их зарабатывает: все уходит на повседневные нужды. Хлебные корки, свечные огарки, джин – глядь, и опять все заканчивается, и она вынуждена снова выходить на панель. До чего же скоро это сделалось для нее обыкновением! Поддергивая юбки, Полли думает: «Нет, так больше продолжаться не может!» Записка Симеона по-прежнему лежит у нее в кармане, но она твердо решила в нее не заглядывать. «Завтра я покину город. Здесь меня слишком легко найти».

Мужчина расстегивает штаны, и она пытается пособить, но он грубо отталкивает ее руку и, надавив ей на грудь всем локтем, вгоняет в нее свое естество. Он прижимает Полли к стене с такой силой, что она пугается, как бы ребра не переломал ненароком. А на груди наверняка синяк останется. Когда она слабо дергается, пытаясь принять позу поудобнее, мужчина изрыгает проклятье и наваливается еще сильнее. Полли бьется затылком о стену, пока он яростно долбит; она бы подложила ладонь под голову, но не смеет пошелохнуться, опасаясь вспышки бешенства. «Потерпеть-то надо самую малость, – думает она. – А потом шестипенсовик – мой». И она продолжает безвольно колотиться затылком о стену, задаваясь вопросом, как же все так получилось. Сбежав из-под опеки миссис Чаппел, она словно бы вышла через некую дверь в совершенно незнакомый мир, который с виду похож на Лондон, но на самом деле не Лондон вовсе, и обитатели которого не имеют ничего общего с лондонцами, каких она знала прежде. «Колдовские чары, – думает Полли. – Иллюзия». Теперь мужчина начинает молотить чаще, скрежещет зубами, дышит бурно и хрипло. Он что хищник, бросившийся в погоню за жертвой и неумолимо ее настигающий. «А возможно… – И следующая мысль кажется удивительной. – Возможно, иллюзией была как раз прошлая моя жизнь. Пуховые перины, учтивые джентльмены, свежее молоко на завтрак… И деньги, огромные деньги, которыми можно завладеть при известном старании. Не может же быть, чтобы это было правдой? Разве могла я поверить в такую свою несказанную удачу?»

Когда мужчина сделал свое дело и расплатился, Полли одна бредет дальше по переулку. Колени трясутся, влагалище болезненно горит. Семенная жидкость незнакомца струйкой стекает у нее по ляжке, сначала теплая, но остывающая ближе к колену. Полли останавливается, чтобы подтереться нижней юбкой, и, наклонившись, чувствует душноватый грибной запах спермы, засыхающей в складках платья с серебряными блестками. «Я просто поплатилась за свое безрассудство, – думает она. – Одни только нижние юбки стоимостью целых пятнадцать шиллингов. Свежее молоко на завтрак! Нет, нет, должно быть, мне все это пригрезилось!» В желудке у нее бурчит, и она опирается о стену, сгибается пополам, давясь рвотными позывами, но после всех потуг лишь сплевывает и закрывает глаза, пытаясь справиться с головокружением. Чтобы хоть немного успокоиться, она лезет в карман и нащупывает клочок бумаги, на котором аккуратным почерком Симеона написан адрес. До сих пор у нее и в уме не было воспользоваться запиской, но сейчас, когда она пала ниже некуда, одна только мысль о доброте его намерений – бальзам на душу. А посему Полли достает бумажку, хотя в такой темноте мелкие кучерявые буквы не разобрать. «Вспоминает ли он обо мне? – думает девушка, потуже закутываясь в тонкую шаль. А чуть погодя, уже возвращаясь к своему месту на панели и встряхивая расшитую серебром юбку, она спрашивает себя: – И не пора ли мне отправиться по адресу, указанному Симеоном?»

Ах, сколько разных миров сосуществует на земле! И через сколько еще из них ей предстоит пройти, прежде чем отправиться в мир иной?

Неделей позже в контору мистера Хэнкока доставляют поразительное письмо, проделавшее долгий путь с перекладными аж из самого Обана. Ничего не подозревая, он вскрывает его и видит начертанные витиеватым почерком Тайсо Джонса строки, покрывающие весь лист подобием ползучего плюща. Письмо гласит следующее: