Мистер Невозможный - Лоретта Чейз

Ее руки тоже не лежали спокойно. Но ее губы, эти мягкие губы, скользившие по его шее и ключице, представляли большую опасность.

Он взял ее голову и прижался к ее губам. Они были прохладными и сладкими, как турецкий щербет. И в то же время горячими, как бренди, подогретый на огне. Дафна была загадочна, как богиня, и ее власть над ним испугала бы обыкновенного мужчину.

Но он не был обыкновенным мужчиной, и сильная женщина была именно тем, что ему требовалось. Сильная, с прекрасной фигурой женщина, которая была создана для его объятий. Руперт опустил голову и провел языком по коже в распахнутом вороте ее камиз и благоухающей дорожке между ее грудями. Она вздохнула и погрузила пальцы в его волосы.

Он обхватил ее снизу и прижал к себе. Она пошевелилась, придвигаясь еще ближе. Он подавил стон.

— Тебе будет больно, — прошептала она, не отрываясь от его губ.

— Это не от боли.

При каждом движении рана напоминала ему о себе. Руперт не обращал внимания. Дафна лежала в его объятиях, его губы, ноздри ощущали ее, и он упивался ею, вдыхал ее аромат… и она сказала, что не сможет по-настоящему жить без него. Она согласилась стать его женой.

— Мы не должны повредить швы, — сказала Дафна.

— Значит, нам не следует слишком много двигаться.

— А это возможно?

— Да. — Он провел рукой по ее животу, прикрытому тонкой тканью. Развязал шнурок ее шаровар и спустил их. Погладил тонкие завитки волос и ее плоть, такую теплую и влажную, готовую и жаждущую принять его. Дафна вздохнула и потерлась о его руку, оттянула вверх его рубашку. Как всегда, это возбудило его! С чуть слышным смешком Дафна провела тонкими пальцами по его жезлу. Затем перекинула ногу через его бедро и впустила его, от острого ощущения их слияния у него перехватило дыхание.

Они оставались почти неподвижными, это доставляло еще большее удовольствие. Он ощущал, как сжимаются и разжимаются ее мышцы, и от каждого малейшего движения ее бедер по его телу прокатывалась волна наслаждения. Ощущал ласковое прикосновение ее рук, от которого по коже пробегали искры.

Руперт открыл глаза и посмотрел на нее, и они молча, словно заговорщики, улыбнулись друг другу. Так они и лежали, глядя друг на друга, тайно любя друг друга, а снаружи доносились знакомые звуки шагов по палубе, перекликающиеся голоса, там готовились причалить к берегу.

Время сладкого слияния медленно текло, как воды Нила, но вот бурный поток подхватил его. Дафна крепко ухватилась за него, подстраиваясь под его ритм. Мир померк, и все закружилось, и Руперт провалился в него, и все, что он чувствовал, было невыразимым огромным безумным счастьем.

Затем он услышал у своего уха ее голос: «Я отдаю себя тебе».

Дафна бессильно опустилась на него, он обнял ее, наслаждаясь восхитительным покоем. Странная забавная мысль мелькнула в его голове: «Мы женаты», — и он громко рассмеялся.

В конце июля после долгого и трудного путешествия из Египта в Харгейт-Хаус прибыли два представителя Мухаммеда Али и сообщили графу о безвременной кончине его четвертого сына, одновременно передав ему красивый ящичек с черепом его убийцы.

Поскольку в это время семья находилась в деревне, лорд Харгейт был вынужден переживать это известие молча, с чрезвычайным достоинством и в полном одиночестве.

Не желая, чтобы об этом кто-то узнал раньше его жены, его милость никому не сказал об этом известии. Он просто спустя несколько часов отправился в Дербишир, чтобы самому рассказать ей о случившемся.

Он останавливался только для смены лошадей. Он не спал всю дорогу. Он взял с собой, сам не зная зачем, ящик с черепом. Это был один из тех редких случаев в жизни графа, когда он совершенно растерялся. Он подъехал к дому в тот момент, когда Бенедикт собирался уезжать. Старший сын лишь взглянул на лицо отца и, развернувшись, вместе с ним вошел в дом.

Лорд Харгейт отвел жену в сад и сбивчиво рассказал о полученном послании.

Она только вскрикнула и, прижав к груди руки, отвернулась. Бенедикт попросил показать письмо.

Отец отдал его сыну, затем обнял жену за плечи.

Бенедикт оставил их и вернулся в дом, чтобы прочитать письмо. В доме стояла необычная тишина, как будто слуги, которым еще ничего не сообщили, чувствовали беду.

Это напомнило ему гнетущую тишину в его собственном доме после смерти его жены два года назад. Тогда он тоже как будто окаменел.

Услышав стук колес подъезжавшего к дому экипажа, судя по топоту копыт, галопом, Бенедикт подошел к окну. Это была красивая дорожная карета.

Отмахнувшись от слуг, он вышел, чтобы перехватить гостей. Его родители не могли принять их. Но лорда Харгейта могли потребовать для какого-нибудь срочного государственного дела, да и Бенедикту надо было чем-то заняться. Он оказался у входа в дом, перед которым только что остановилась карета. Он не успел сделать и шага, как дверца кареты распахнулась, и из нее спрыгнул на землю человек… и улыбнулся ему.

Брат.

Его погибший брат.

Руперт.

Бенедикт моргнул, для него это было признаком сильнейшего волнения.

— Ты не умер, — сказал он подходившему к нему Руперту.

— Конечно, нет, — ответил тот, заключая его в крепкие объятия.

Бенедикт, все еще не пришедший в себя, похлопал его по плечу.

— Что заставило тебя подумать, что я умер? — спросил Руперт после того, как все приветствия закончились.

Бенедикт рассказал о двух посланцах Мухаммеда Али, письме с соболезнованиями от английского генерального консула и ящике с головой внутри. Руперт не дослушал до конца.

— Они невероятно медлительны во всем. Полагаю, посланцы прибыли в Лондон только после того, как посетили все бордели на пути от Александрии до Портсмута. Мое письмо отцу, вероятно, идет через Патагонию. Но это не важно! Его милость сразу воспрянет духом, когда увидит, что я ему привез.

— Никаких экзотических животных, надеюсь, — сказал Бенедикт. — Он скажет, что его семья и так неплохой зверинец.

— Это не экзотическое животное, — заверил Руперт.

— И не мумии. Матери не нравится их запах.

— Как и мне. Это не мумия.

— Отказываюсь разгадывать шарады. Ты, если захочешь, скажешь мне на досуге. А мне лучше пойти вперед и подготовить наших родителей к твоему воскрешению. — Он хотел уйти.

— Это жена, — сказал Руперт. Бенедикт обернулся.

— Чья жена? — спросил он. Насколько ему было известно, Руперт никогда раньше не связывался с чужими женами, но нельзя предугадать, на что способен Руперт, особенно находясь в чужой стране, где жены обычно существуют во множественном числе, а не в единственном. Руперт мог посчитать, что этот шейх или тот бей смогут обойтись без одной их них.