Екатерина Арагонская. Истинная королева - Элисон Уэйр

– Если Бог пошлет нам сына, я буду совершенно счастлива, – сказала она.

– Ваша милость молоды. У вас еще много времени.

– Вы счастливица, Маргарет. У вас было пятеро сыновей и дочь, когда вам еще не исполнилось тридцати. Мне уже тридцать, и у меня всего одна дочь.

– Запаситесь терпением и молитесь, мадам. Я уверена, ваши молитвы будут услышаны.

И тут у Екатерины зародилась идея. Она знала о недоверии Генриха к своим родственникам Плантагенетам. По примеру отца он рассматривал их как угрозу своей безопасности на троне, боялся заговоров с их стороны.

– Некоторые из них больше всего на свете хотят восстановления дома Йорков, – однажды поведал он супруге. – Считают нас, Тюдоров, узурпаторами. Они забыли, что мой отец женился на законной наследнице дома Йорков. Говорю вам, Кейт, я не потерплю никаких притязаний на мою корону!

Три года назад именно за такое преступление он казнил своего кузена Эдмунда де ла Поля, предыдущего герцога Саффолка. Тем не менее за границей скрывался отправленный в изгнание брат де ла Поля, Ричард, которому нравилось называть себя Белая Роза. Генрих был уверен, что в позапрошлом году он пытался вторгнуться в Англию из Бретани, хотя было заявлено, что целью вторжения являлась защита герцогства.

– Я слежу за ним, – рычал Генрих, – и не удивлюсь, если этот лис, король Франциск, предложил ему поддержку лишь для того, чтобы подразнить меня, как делал Людовик!

За прошедшие годы были обезврежены несколько других соперников короля, а их дети еще не доросли до того, чтобы представлять угрозу. Но когда они повзрослеют, то могут свернуть на ту же дорожку…

Екатерина размышляла. Ей представлялось, что есть способ покончить с этим соперничеством – лучший, чем все придуманные доселе.

– Маргарет, – сказала она однажды, отрываясь от вышивания, – вам не кажется, что брак Реджинальда с принцессой гармонично свяжет старую королевскую линию с новой? Это будет похоже на союз между родителями короля – объединение Ланкастеров и Йорков, а оно положило конец гражданской войне. Узы между домами Тюдоров и Плантагенетов укрепятся, и наши семьи свяжет вечная любовь.

Маргарет смотрела на королеву, и на ее продолговатом бледном лице отображалось движение чувств.

– Знаете, мадам, – сказала она, расплываясь в улыбке, – иногда я думаю, что лучше бы заниматься политикой предоставили нам, женщинам!

Рассвет майского дня 1517 года выдался золотисто-розовым, что предвещало прекрасную погоду. Дворцовые слуги были на ногах уже несколько часов, готовясь к дневным торжествам. Генрих выбрал место в парке Элтема, откуда открывался впечатляющий вид на Лондон, и там под деревьями были накрыты столы для королевского пикника. Неподалеку на поросшей вереском пустоши мирно паслись олени с молодым выводком; сегодня охотники их не потревожат.

Екатерина сидела в мягком кресле, зажав в руке письмо лорда Уиллоуби. Она была рада за Марию, с трепетом читала, какие у нее новости, но отчаянно завидовала ей и ненавидела себя за это. Потому что Мария родила своего первого ребенка – здорового сына, которого они с Уильямом, разумеется, назвали в честь короля. Лорд Уиллоуби спросил, не соблаговолят ли их милости оказать им честь быть восприемниками дитяти. О, конечно, конечно, они соблаговолят, и Екатерина собралась отправить своего священника Хорхе де Атеку, назначенного Генрихом епископом Лландаффа, провести обряд крещения. И все же она не могла удержаться и не сравнивать себя со счастливицей Марией. Казалось несправедливым, что ее подруга с такой легкостью и так скоро родила сына, а все сыновья самой Екатерины умерли. О чем только думает Господь?

Генрих повернулся к ней:

– Очнитесь, Кейт! Отведайте вот этого пирога. Он восхитителен!

Генрих жевал с очень довольным видом и сам наполнил тарелку Екатерины, не понимая, какие противоречивые чувства ее взволновали. Стоит ли сообщать ему новости Марии? Не хотелось портить его жизнерадостное настроение.

Они только что покончили со второй переменой блюд и им заново наполнили кубки, когда Екатерина краем глаза заметила, как к ним мчится Уолси, похожий на галеон под алыми парусами. За ним по пятам семенили несколько личных помощников.

– Ваша милость, – задыхаясь, возгласил кардинал, как только оказался в пределах слышимости, – в городе беспорядки! Подмастерья ополчились на иностранцев.

Генрих вскочил на ноги. За миг до этого он смеялся, но сейчас его лицо стало мрачнее тучи.

– Боже, как они смеют?! Годами я поощрял иностранных купцов, чтобы они селились в Лондоне, и следил, чтобы их здесь привечали.

– Да, сэр, и они процветали. Многие из них – соотечественники ее милости. – Уолси коротко кивнул в сторону Екатерины.

– И Англия от этого процветала, – сказал Генрих, пылая от гнева. – Как смеют эти негодяи нападать на тех, кто находится под моим покровительством!

– Сэр, многие возмущены. Люди не любят иностранцев, считают, что те отнимают у них работу. Но кто бы ни был прав, мы должны действовать. Шайки подмастерьев орудуют на улицах, и я опасаюсь за безопасность наших иностранных гостей.

– Я сейчас же отправлюсь в город, – заявил Генрих. – Пошлите вперед моих стражников и скажите, чтобы они усмирили бунтовщиков как можно скорее.

Уолси удалился. Генрих поспешил вернуться во дворец вместе с Екатериной и придворными, а оттуда неистовым галопом умчался в Лондон.

На следующий день Екатерина получила известие, что бунты подавлены и орды подмастерьев согнаны в Вестминстер-Холл, где они ожидают королевского правосудия. Ей надлежало немедленно сесть на барку и отправиться туда.

По прибытии Екатерину провели на высокий помост в просторном, но переполненном людьми зале. Однажды она уже была здесь – во время коронационного пира. Генрих сидел на троне, сбоку от него с видом повелителя восседал Уолси. С суровым лицом супруг поцеловал Екатерину и пригласил ее занять место рядом с ним. Она посмотрела вниз. Перед ней стояло множество молодых мужчин, у каждого на шее была удавка. Их испуганные лица, все до одного, были с мольбой обращены к королю, имевшему вид грозный и неумолимый.

Генрих склонился к Екатерине:

– Мир должен увидеть, что я тверд в решимости отомстить за оскорбления, нанесенные нашим иностранным гостям, а потому намерен учинить жестокую расправу. Мне желательно ваше присутствие, Кейт, чтобы вы засвидетельствовали, как свершится правосудие, потому что некоторые жертвы – ваши земляки. Но вы можете почувствовать, что где-то позволительно проявить милосердие. – Он приподнял бровь, глядя на нее. – Я оставляю это на ваше усмотрение.

Екатерина мигом сообразила, что от нее требуется. Она должна дать возможность королю умерить суровость милостью. Его слава строгого судьи не пострадает, если она будет молить его о снисхождении к кому-то.

Стальным голосом Генрих обратился к пленникам:

– Вы повинны в самом гнусном и постыдном преступлении против честных людей, которых я взял под защиту как гостей моего королевства. Какой иностранный купец решится рисковать своим делом и приедет в Лондон после этого ужасного майского дня? Они должны быть уверены, что Лондон – безопасное место и горожане примут их радушно. Поднявшие на них руку глумились над моим покровительством, и на их примере я покажу, что значит быть под покровительством короля. Я приговариваю всех вас к казни через повешение.