Вдова Клико - Хелен Фрипп

четыре, а когда я уходил, он был еще младенцем.

— Мне нужно закончить одно дело с генералом Мариным. Когда он уехал?

— Его уже неделю здесь нет, мадам, но он недалеко, в имении мсье Моэта в Эперне. Кто может его осудить? Там поудобнее, чем в полевой палатке, к тому же они старые друзья.

Пино топнул копытом, когда она стиснула ему бока.

— Меня здесь оставили, чтобы завершить дела, но на самом деле я уже рвусь в дорогу, догонять ребят. — Солдат покопался в кармане и вытащил помятое письмо с печатью. — Если вы обратно в Реймс, могу ли я попросить вас об одолжении? Генерал велел мне доставить это письмо перед отъездом, но, если вы меня выручите, я сберег бы для себя несколько часов.

Николь всмотрелась, моргая. На письме стояло ее имя. Она вымученно улыбнулась:

— Удачное совпадение: это мне! Все-таки он не забыл оделе, и я рада, что помогла вам выполнить поручение. Удачи вам, друг мой. Возвращайтесь к семье и заботьтесь о ней как следует — вы заслужили мир до конца жизни!

Он еще раз отдал честь, приторочил мешок и ранец к седлу, вскочил на коня и поскакал прочь, свистом подзывая своего товарища.

Как только они скрылись из виду, Николь вскрыла записку. Одно слово: «Простите».

И внизу в конверте — что-то металлическое. Николь поднесла это к свету: круглый инструмент для нанесения клейма на пробку, на нем гравировка кометы — точно такая, какой он соединил их имена на стене погреба.

Осознание пришло как удар под дых. Она отдала ему — а теперь Моэту — ремюажные столы.

Глава двадцать девятая

ДРУГАЯ ЖИЗНЬ

Середина мая 1814 года

Дверь дома на Рю-де-Мур обветшала и болталась, средневековые стены состарились и покосились. Зная Луи уже бог знает сколько лет, Николь никогда не бывала у него дома. Поперек улицы висело выстиранное белье, прямо под окнами громоздились кучи мусора. Она так была занята своими бедами, что ни разу даже не задумалась о жизненных обстоятельствах своего ближайшего и вернейшего товарища, а он никогда ни слова не сказал насчет той жалкой милостыни, что платила она ему в эти трудные времена.

Она постучала в дверь. Открыла Марта, его жена. Она была стройнее, чем помнилось Николь, руки у нее были обветренно-красные.

— Мадам Клико? — спросила она ледяным тоном. — Что вас сюда привело?

— Луи… мсье Бон дома?

Марта кивком пригласила ее войти, и Николь протиснулась мимо нее в узкий коридор.

— Вы меня простите, что я беспокою вас дома, но дело срочное.

— Подождите здесь.

У Марты русский акцент был намного сильнее, чем у Алексея.

Прибежал Луи, на ходу застегивая рубашку и вытирая рот салфеткой.

— Что случилось?

— Мы можем где-нибудь поговорить?

Он прищурился:

— Да, конечно. Идем.

Луи отвел ее в гостиную, выходящую окном в сад, и пододвинул ей стул. В углу стояла потертая лошадка-качалка, в очаге догорал огонь, солнце просвечивало сквозь домотканые шторы. Счастливый уютный дом, и Николь остро ощутила себя незваным гостем.

— Что случилось? — повторил он.

— Я дура.

— Не соглашусь. Ты рискуешь, это да, но ты не дура. Расскажи, в чем дело.

— Зря я тебе помешала запереть дверь в ремюажную в тот раз.

Он помрачнел:

— Ты про того русского покупателя? Какого черта он там учудил?

— Он все видел, он все знает, а сейчас он живет у Жана-Реми. И не дал о себе знать ни разу с тех пор…

— А ты ждала?

— И отчаянно надеялась. Какого же я сваляла дурака — после всего, что мы вместе пережили!

Он накрыл ее руку своей:

— Ты просто женщина, способная на любовь и на ошибки, как все. Ну ладно уж…

Николь вытерла глаза платком и стала смотреть в окно. Весь сад был отведен под огород, и Марта вскапывала сухую землю. Она глянула в их сторону — и Луи резко отдернул руку.

— Мне не надо было приходить, — сказала Николь.

— Я рад, что ты пришла. Это не самая большая беда, что нам пришлось пережить вместе. Твоя тайна рано или поздно должна была выйти наружу, а кстати, ты пока не знаешь, вышла или нет.

— Я знала, что ты поймешь, дорогой мой Луи. Я вижу, что ты нужен здесь, нужен своей семье, но если ты согласишься, у меня есть план. Мы можем попытаться хоть что-то спасти в этом крушении. Я рассчитываю, что у нас еще есть месяцы преимущества перед другими виноделами, если мы первыми начнем поставки в Россию. Мое шампанское уже произвело впечатление на достаточное число покупателей в этой стране. Но это означает, что тебе придется поехать в Париж, возобновить все связи, которые ты найдешь, и найти способ отгрузить шампанское кометы до того, как эта идея придет в голову всем остальным. Я знаю, что прошу слишком многого, учитывая, что Париж повергнут в хаос союзными войсками. Я с радостью отправилась бы сама, но женщина будет вызывать слишком много подозрений при режиме с комендантским часом и всем прочим…

Луи поднял руку:

— Можешь не продолжать. Конечно, я поеду. У меня возникла бы та же идея, если бы она не пришла в голову тебе. Мы пережили засухи, тюрьму, революцию, едва ли не банкротство. По сравнению с этим теперешнее — мелкое неудобство, и только.

— Это более чем неудобство, и целиком по моей вине. Я упустила единственное преимущество, которое у нас было.

— Я найду способ наладить поставки. Но дело ж не только в вине, правда? Ты по уши влюбилась в этого мерзавца. Он тебя не заслуживает, но это уже не мое дело. — Луи нахмурился. — Странно, как мы оба запали на русских, и оба на этом попались. Если бы сложилось иначе…

На пороге появилась Марта, держа за руку Мишу — уменьшенную копию своего отца, только с глазами матери.

— Луи, милый, Миша просится к тебе.

— Да, конечно, извини, мне пора, — сдавленным голосом сказала Николь.

Рю-де-Мур расплывалась за пеленой слез. Марта имела полное право сражаться за свою семью. Луи — лучший коммивояжер в Реймсе и мог бы найти работу у любого торговца в радиусе тридцати километров. Но оставался с Николь, и поэтому Марте приходится работать в огороде, чтобы прокормить семью. Значит, план Николь должен принести успех, ради Луи и его семьи, ради всех работников, которые зависят от нее.

Вернувшись к погребам, она увидела у себя в конторе мадам Оливье. Густой слой пудры очень плохо скрывал кровоподтек под распухшим глазом.

— Что такое? —