Последняя битва - Айя Сафина

А потом скинул ругающуюся по-китайски Вьетнам с кресла наводчика и сам сел за Петушка.

– У меня столько шуток было припасено на Калеба, а эти уроды все перечеркнули! – ругался он.

А потом навел дуло 30-миллиметровой пушки точно на кабину неудачливого экзоскелета, павшего жертвой эксперимента Падальщиков, и выпустил с десяток снарядов. Один за другим они вонзались в композитное стекло, поражая целостность изделия.

А потом внезапно на экзоскелет набросились синие мускулистые тела.

– Стой! – закричал я.

Фунчоза тут же прекратил обстрел.

Нам удалось. Мы пробили щель в гиганте. И теперь зараженные облепили экзоскелет, учуяв запах пилота, вырвавшийся на свободу из герметичной кабины.

Жуткое зрелище пробрало дрожью до самых костей: мощные когти зараженных пробивали стекло насквозь, крошили его и выдирали куски, пока наконец не добрались до аппетитной личинки в яйце. Я не слышал криков солдата, лишь видел его искривившийся в страхе и боли рот. На него накинулась целая толпа кровососов и разорвала на части.

Странным образом ни один из нас не произнес ни слова ликования. Опять-таки, обуянные желанием достичь цель, мы забыли о том, чего по-настоящему стоила эта цель.

Убийства.

Мы только что собственными руками отдали человека на растерзание чудовищам.

– Ребята… я не могу… это неправильно, – выдохнула Ляжка.

И никто ей не перечил.

Но тут внутри Аякса запищала сигнализация «ПРОИЗВЕДЕН ЗАХВАТ».

А потом я увидел на соседнем экране мигающий контур всех трех Аяксов. Нас всех обнаружили!

– Ляха, живо внутрь! – заревел Легавый.

– Вольт, уноси нас отсюда! – завопил я.

– Холоп, жми!

Мы все заорали в унисон, в такой же унисон стартовали с позиций во время: ракеты понеслись точно в нашу сторону, разрывая зимний воздух визжащим свистом.

27 февраля 2071 года. 14:00

Арси

Ноющая боль не отпускала плечо. А еще я не могла двигать рукой. Приземлилась я хреново. Даже не так. Я просто шмякнулась в снег, даже не приготовившись, даже не спроектировав тормозящий путь по косой, даже не сгруппировавшись. Наверное потому что в нынешних условиях нормально соображать – невыполнимая задача! Мой мозг занимает лишь одна мысль – как не подохнуть сегодня!

Я ползла по снегу, загребая одной рукой, посреди мертвых синих тел, разбросанных кусков плоти, из которой сочилась черная густая кровь. Разумеется, во всей это вонючей жиже я измазалась. А еще я оглохла. Вокруг стоял такой грохот, что я едва слышала собственные мысли. Танковые пушки грохотали безостановочно, пулеметные очереди свиристели, занимая все пространство для распространения звука вокруг. Ни пискнуть, ни пукнуть! Внутри безостановочного острого треска слышались более гулкие и размеренные залпы – неизвестное для меня оружие, я вообще в нем не разбиралась, но эти выстрелы были такими раскатистыми и жуткими, что я понимала их смертельность на уровне догадки.

Вонь стояла жуткая: тут и расчлененные трупы, и горящий металл, и паленная резина, и порох. От всего этого микса резало глаза, пелена слез застилала все вокруг, и я не понимала, это просто рефлекс на раздражение или же я плачу всерьез.

Зараженные бегали и прыгали вокруг, грозно рычали и рыкали, сипели и просто выли, уворачиваясь от смертельных пуль. Мало, кому это удавалось. Яростная оборона танков и этих огромных роботов непробиваема. А потому на меня сыпались руки-ноги, просто кровавая жижа, но я продолжала продвигаться к пробитой вентиляционной шахте.

План у Падальщиков хреновый, как всегда. Я вот не пойму, этому их Тесса научила или же Тесса – такой же выходец из школы недотеп, как и все они?

Вдруг над головой что-то просвистело, я рефлекторно прижалась к земле, утонув в грязном снегу. От такого звука ничего хорошего ждать не приходится. И точно в подтверждение моих слов раздался оглушительный взрыв. Слишком далеко от «Леопардов»! – пронеслась мысль в голове и я обернулась.

В груди все упало, когда я увидела опрокинутого Аякса Маяка с огромной дымящейся черной дырой в боку.

– О боже! – вырвалось из груди.

Маяк пожертвовал собой, прикрывая меня. Эта мысль обожгла отчаянием и неописуемой болью, почти такой же, когда на моих глазах уничтожили Бадгастайн. Мой дом. Мою семью. Отобрали, даже не подумав о том, какое преступление сотворили, ублюдки! Знакомый гнев стал расти там, где согласно дурацким книжкам живет душа. Вряд ли она во мне осталась после всего того, через что меня заставили пройти. А потому я еще яростнее стала ползти к долбанной шахте, не обращая внимания на боль.

Пулеметы продолжали тарахтеть, пушки калибра размером с мой кулак колотили по остаткам Аякса, снова свист над головой.

Господи, пожалуйста, хватит! Что же вы делаете?

Снова взрыв.

В момент, когда я готова была уткнуться в ледяной снег и зареветь я услышала мужской голос:

– Арси, мы с тобой! Мы рядом!

Я обернулась, но вокруг стояла плотная завеса дыма, летали ошметки раскуроченной снарядами земли вперемешку с изрешечёнными телами зараженных. Настоящая преисподняя! Я вспомнила про наручный планшет, бесполезно прикрепленный к повисшей руке. Кое-как мне удалось открыть карту.

Две иконки – Томас и Божена – медленно продвигались ко мне, видимо тоже ползком.

Спасибо, ребята! Спасибо, что не оставили одну! Я думала, что справлюсь, думала, что боли во мне хватит на то, чтобы забыть о страхе за собственную жизнь. Но я ошибалась. Я еще не в той кондиции, чтобы потерять страх настолько, чтобы стать готовой пожертвовать собой ради мира.. Я знаю, что я хочу жить ровно настолько же, насколько эти людишки в ангаре, в танках, в роботах, в Аяксах. Мы все хотим жить, но по какому-то идиотскому стечению обстоятельств решили, что жить дружно мы не можем.

Какая глупость.

Через пару минут ползучие друзья нагнали меня. Как же я рада была их видеть. Наверное, я светилась от счастья, потому что Томас произнес:

– Черта с два мы оставим тебя!

– Ребята, как вы добрались вообще? – я все-таки заревела.

– На Киске, – ответила Божена, запыхавшись.

– Ребята, вы просто психи! – застонала я.

– Других сегодня здесь нет.

Слова Томаса – горькая правда.

– Что с плечом? – Божена тут же заметила мою травму.

А потом бесцеремонно вправила его, даже не предупредив. Я хотела было заорать, да вот пока мозг успел сообразить, что мне больно, боль как-то сама стала исчезать. Черт, обожаю свою мутацию! Обожаю Божену!

Хоть мы ее все дружно ненавидели, медик из нее от бога. А потом она сказала такое, отчего я влюбилась в нее до одури.