Дочери аптекаря Кима - Пак Кённи

— Женщина, женщина!

Кто-то растормошил Ёнок. Она, вздрогнув, вскочила.

— Ваши билеты, пожалуйста.

Сверху вниз на нее смотрел контролер, в руках у него был компостер. Ёнок достала из-за пазухи кошелек, а оттуда — свой билет.

— У вас билет третьего класса, а вы едете во втором.

Ёнок покраснела. Она совершенно не знала, что такое возможно.

— Пройдите сейчас же в салон третьего класса.

Контролер презрительно посмотрел на Ёнок. Пристыженная, она быстро собралась и выбежала оттуда.

— Да вы только посмотрите, не аптекарева ли эта дочь?

— Еще бы не его, его! Четвертая.

— Что за вид у нее! — В спину Ёнок летели насмешки.

Держа в одной руке ребенка, а в другой узелок с вещами, Ёнок, как потерянная, пошатываясь, ходила по палубе. Волны бились о борт корабля. Казалось, что не корабль плывет, а волны толкают его. У Ёнок возникло непреодолимое желание броситься в эти бегущие волны, забыться от усталости и унижения. Испытывая сильное головокружение и с трудом держась на ногах, Ёнок спустилась на этаж ниже в места третьего класса. Ее резко обдало застоялым запахом дыма и человеческих тел. Неровной походкой она кое-как нашла свободное место и рухнула без сил.

Когда корабль причалил к Пусану, солнце стояло прямо над вершиной горы Чонмасан.

Спустившись на пристань, Ёнок увидела вокруг множество пришвартованных кораблей. Повсюду на набережной валялись прибитые волнами корки бананов и огрызки груш. Открытые настежь двери склада поглощали нескончаемое число багажа. Черные клубы дыма заволакивали небо. Улица была заполнена толпами людей, машинами, гремящими трамваями. Ёнок достала листок бумаги с записанным на нем адресом и, обратившись к прохожему, спросила:

— Где находится здание рыболовецкой ассоциации?

Прохожий молча указал ей направление. Здание находилось недалеко от пристани. Перед самим зданием Ёнок несколько замешкалась. Осмотрев себя, удивилась, как она плохо выглядела. Как только она ходила до сих пор в таком виде? И тут же засомневалась, сможет ли она встретиться с мужем. Перед выходом она даже не умылась. Поискала платок, но тот весь был в липкой патоке. Оглядев себя, Ёнок подняла подол юбки и вытерла им лицо. После чего толкнула дверь и зашла вовнутрь.

Здание было пусто. Похожий на посыльного молодой человек занимался уборкой.

— Прошу прощения, вы не могли бы сказать…

Молодой человек, взглянув на Ёнок, широко округлил глаза.

— Вы случайно не знаете Со Гиду из Тонёна…

— А! Со Гиду?

— Да. Я только что из Тонёна. Вы не скажете, где я могу его найти?

— Я не знаю, где он, сегодня его не было.

— Не было? — Ёнок чуть было не расплакалась. Увидев, как сильно была расстроена женщина, молодой человек решил помочь и сказал:

— Вы говорите — из Тонёна?

— Да.

— Подождите-ка. У нас есть дежурный по ночной смене, господин Ким, он тоже из Тонёна. Я спрошу у него.

Ёнок, как стояла, держа узелок и ребенка за спиной, так и осталась стоять. Она так расстроилась, что ей было совершенно безразлично, плачет ребенок или нет.

— О! Какая встреча, госпожа Со!

Ёнок оглянулась и увидела друга Гиду. Она слышала, что Гиду поехал на заработок в Пусан именно по его совету. От радости и волнения Ёнок не могла выговорить и слова.

— Откуда вы взялись?

— Я только что с корабля из Тонёна.

— Ай-яй-яй. Как же так? А Гиду сегодня дневным кораблем уехал в Тонён, как жаль.

— Что?! Уехал в Тонён?

— Да. Мол, в Чусок не приезжал, вот и …

Ёнок осела. Она с трудом сдерживала себя, чтобы не разрыдаться.

— Значит… Придется вернуться.

— Отдохните денек и завтра поедете. Куда вам с ребенком, да еще ночным кораблем?

— А есть ночной рейс?

— Есть-то он есть. Но судно такое маленькое и идет в обход. Так что с трудом можно вытерпеть весь путь. Отдохните, а наутро отправляйтесь большим кораблем.

— Нет, не могу. Мне надо ехать, — Ёнок, как угорелая, даже не попрощавшись, выскочила на улицу.

— Госпожа Со, подождите же! — Ким бросился за ней. Догнав ее, он впопыхах сказал: — До корабля еще достаточно времени. Я куплю вам билет, перекусите хотя бы.

— Нет, спасибо, — Ёнок, услышав, что у нее еще есть время, замедлила шаг.

— Вы обедали?

— На корабле…

— Давайте сначала поужинаете, а потом пойдете на корабль.

— Не хочу.

Ким, чувствуя себя неловко с замужней женщиной, не стал больше настаивать и проводил ее до пристани. Там он попросил Ёнок подождать, сам зашел в кассу и купил для нее билет.

— Билет второго класса.

— Вот, возьмите деньги, — Ёнок хотела было достать из-за пазухи кошелек.

Ким замахал рукой и отказался:

— Не надо, оставьте себе. Ну, ладно. Мне пора, — поспешил он оставить Ёнок одну, пока она не достала деньги и не всучила их ему.

Душа Ёнок обливалась кровью. Сидя в грязном от мусора зале ожидания, она понимала, что ехать в таком состоянии было бы глупо. Ребенок, кусая пустую грудь, плакал от голода. Ёнок вспомнила, что на набережной продавали тток, кашу и лапшу. Она взяла узелок и поплелась к торговцам. Купила одну порцию лапши. Села, скрестив ноги, прямо на землю. Крупная слеза выкатилась из ее глаз и упала в тарелку с супом. Бесконечная тоска и жалость к себе разрывали ее сердце. За ней краем глаза наблюдал рабочий, который также попивал бульон.

Пройдя контроль, Ёнок поднялась на корабль. Несмотря на то что все пассажиры уже поднялись на борт, корабль не отплывал, так как еще не окончилась погрузка багажа. Это было то самое жалкое судно, которое Ёнок пропустила в Тонёне.

Во втором классе ехали только торговцы. Салон второго класса не шел ни в какое сравнение со вторым классом большого парохода. Это судно было больше грузовым, чем пассажирским.

— И что это они тянут с погрузкой? Пора бы уж и отчалить.

— Не сыграть ли нам в карты?

Мужчины разлеглись по салону, как в своем собственном доме, достали корейские карты хвату и стали играть. Женщины, словно трещотки, не останавливаясь, обсуждали жизнь в Пусане, ни во что не ставя Тонён, жаловались на свою неудавшуюся участь и прочее.

Когда огромный, как остров, грузовой корабль осветил море своими огнями, на набережной тоже зажглись огни и судно вышло в море.

Гиду отправился налегке из Пусана в Тонён, положив только деньги во внутренний карман. Как только он вступил на родную землю, он твердой походкой направился в Ганчанголь, в дом тестя. Каждый раз, когда он сходил с корабля, Гиду в первую очередь направлялся либо в пивную на набережной, либо в дом аптекаря. Если раньше он шел к тестю по причине их общей работы, то теперь он сам не понимал, почему, оставив свой родной дом, где его ждали жена и ребенок, он поднимался к деревне Ганчанголь. По ветру развевались полы его мятого недорогого костюма, на душе был беспорядок, как и в одежде.