Крик новорожденных - Джеймс Баркли

Дахнишев провел его мимо всех коек, на которых лежали больные. Некоторые были без сознания и не замечали его. Но Дел Аглиос видел, что тех, кто находился на пути к выздоровлению, его визит ободрил, и он останавливался возле каждого, пытаясь оказать хоть какую-то поддержку. В отдельной палатке лежали Шакаров и Даваров. Оба в горячке и без сознания. Их кровати стояли близко друг к другу, потому что, по мнению Дахнишева, старые друзья должны были давать друг другу силы. Роберто прошел по узкому проходу между ними и опустился на колени, чтобы положить ладони на оба пылающих жаром лба.

— Боже милосердный, благословляющий эту землю и все, что на ней растет и живет, оставь этих людей мне ради тех дел, которые они должны творить во имя Твое. Пусть они снова ощутят на своих лицах лучи солнца и познают Твою милость. Прошу Тебя как Твой покорный слуга.

Дел Аглиос на мгновение закрыл глаза, а потом переместил руки на плечи больных и сильно сжал.

— Шевелитесь, вы двое! Валяетесь в постели, когда еще не все цардиты разбиты! Не знаю, слышите ли вы меня, но вы оба мне нужны. Не поодиночке. Оба! И если уж вам необходимо умереть, не делайте этого здесь. Сделайте это в бою и отправьтесь к Богу на волне воинской славы. Вернитесь ко мне. Давайте пить вино и смеяться как прежде. Это приказ!

Он поднялся на ноги. Шакаров пошевелился, но не очнулся. Роберто гадал, проникнут ли его слова сквозь забытье, чтобы вернуть их. Дел Аглиос повернулся к Дахнишеву.

— Пора сделать то, что необходимо сделать, — вздохнул он. — А потом я смогу молиться над Хрониками Памяти.

Тюрьма представляла собой простое сооружение из заостренных деревянных кольев высотой пятнадцать футов, с одной дверью, которую охраняли днем и ночью. Ступени вели на помост, с которого просматривалась площадка из грязи и нечистот, где ели, спали и передвигались сто тринадцать дезертиров. У них не было никакого укрытия, помимо тюремных стен. Раз в день им давали хлеб и воду. Они выглядели так, как должно, — сломленными и раскаявшимися.

Роберто поднялся по ступенькам, и сразу же все лица, полные напряженного ожидания, повернулись к нему. Он посмотрел на них с презрением. Жители Атрески, Эстории, Тундарры, Карадука. Он покачал головой.

— Что на вас нашло? — спросил генерал. — Почему вы решили, что у вас больше шансов выжить вне легионов? Каким же я был глупцом, командуя теми, кто способен на такие мысли! — Он снова обвел их взглядом, узнавая некоторых. Все — пехотинцы, гастаты. Не освоившиеся с жестокой правдой военной кампании. — Я не допущу паники и не стану терпеть неповиновение. Это моя армия, и тут действуют мои правила.

Когда вы пытались убежать от болезни, тысячи ваших товарищей, нуждавшихся в помощи, болели и умирали. Вы повернулись спиной к ним, как повернулись спиной и ко мне. То, что вы сделали, непростительно. Вы могли бы подумать, что я верну вам ваши мечи, так много воинов мы потеряли от тифа.

Но если вы хоть немного меня знаете, то должны понимать, что я скорее встречу цардитские орды с одним сильным солдатом, чем с десятью тысячами трусов. Вы не заслужили объятий Бога, как не заслуживаете права дышать Его воздухом и ходить по Его земле. Моя армия будет сильнее без вас.

Роберто сделал паузу. На него больше никто не смотрел. Они понимали, что должно случиться.

— Вас всех казнят на закате этого дня, а ваши тела сожгут и развеют, отдав демонам ветра. И если вы считаете, что это суровое наказание, тогда в свои последние часы подумайте вот о чем. В этой армии были те, кому Бог даровал более краткий жизненный путь, но они выказали больше мужества, чем вы. Есть и те, кто умрет позже вас, но эти воины уйдут в объятия Бога слишком рано.

Не молитесь за себя — это будет пустой тратой бесценного дыхания. Молитесь за тех, кого вы бросили в момент, когда они больше всего нуждались в помощи. Молитесь за тех, кто доверял вам, и кто теперь чувствует себя преданным. Вы умрете, но ваш позор останется жить в ваших семьях. Подумайте об этом. Умрите, думая об этом.

Дел Аглиос резко развернулся, быстро спустился по лестнице и пошел прочь.

848-й Божественный цикл, 42-й день от вершины генастро, 15-й год истинного Восхождения

— Это основа всего, — произнес Кессиан. — Этому нельзя научить любого ребенка. Это нечто, с чем они рождаются. И мы можем надеяться только на то, что научим их мудро пользоваться даром, которым они им обладают.

Джеред сидел на вилле старца среди остатков великолепного обеда. На нем присутствовали все, кто называл себя Ступенями Восхождения. Они представляли все этапы жизни человека, от юности до близкой смерти. Впервые ему дали почувствовать истинный масштаб предприятия. Васселис едва затронул суть дела теми сведениями, которые сообщил в Эсторре.

Джеред приехал, готовый ненавидеть этих людей. Но они приняли его. Видимо, Васселис объяснил, что так нужно, и теперь казначей боролся с собой, чтобы не проникнуться к ним симпатией.

Дверь открылась, и самая юная из них вернулась с грузом книг, за которыми ее отправили в библиотеку. Некоторые книги явно были очень старинными — вероятно, ровесниками Конкорда или даже старше.

— О, Йен, превосходно! — воскликнул Кессиан, пылкий, страстный старик, чье слабеющее тело с трудом вмещало весь его энтузиазм. Человек, способный безошибочно предсказывать погоду на двадцать дней вперед. — Положи их здесь, рядом со мной.

— Так вы можете назвать точное количество жителей города, у которых есть или были какие-то способности? — спросил Джеред, не желающий отклоняться от темы разговора, пока ему не начнут показывать книги.

— По крайней мере восемь из каждых десяти рождающихся, я думаю, — ответила Меера Наравни, мать строптивого подростка Гориана.

Меера продемонстрировала полную невосприимчивость к огню в первые минуты его прихода, и Джереда ошеломили как сами способности, так и спокойное отношение к ним.

— Восемьдесят процентов? — Казначей на мгновение лишился дара речи. — Как такое возможно? Как мы могли раньше об этом не слышать?

— Всему свое время, — произнес Виллем Гесте, тоже Огнеходец, как и Меера. Еще один старец, обладавший изысканной манерой речи. — Поймите, это, по крайней мере, не случайность. Мастер-кавалерист и его жена, у которых родился ребенок, были бы разочарованы тем, что у него нет способностей к верховой езде, не так ли? То же и здесь. Плотность проявления способностей у новорожденных растет с каждым поколением. Это естественный отбор.

Снова эта формулировка, начинавшая звучать ужасно убедительно!

— Но мы не трубим о даре, который получили, — добавила Дженна Кессиан, очаровательная жена пылкого старца, способная определить источник боли в теле человека с помощью одного только прикосновения. — Вы прекрасно понимаете, что орден не посмотрит на все это так, как смотрим мы. Никто из нас не проявляет свои способности в присутствии посторонних. Какими бы ни были соблазн и возможная выгода. Новые поколения переняли нашу осторожность и поняли, во что обходится неуместная откровенность — им самим и тем, кого они любят. А те посторонние, которые видели то, что не следовало, ну… — Она взглянула на Васселиса. — Мы не можем допустить, чтобы неосторожные рты нашептывали сплетни в чужие уши.