Смерть или слава - Владимир Васильев

– А далеко до твоего схрона?

– Не очень. Если Валька не ослабнет, доковыляем.

Они свернули за угол; некоторое время можно было не опасаться выстрелов в спины, но осознание того, что преследователи тоже вскочили и бегут со всех ног, заставляло наддать. Раненый в бедро Хаецкий был белый, как световая панель, но сцепил зубы и старался хромать как можно шустрее. Правая штанина у него была темная от крови и на взгляд – очень липкая.

Они успели еще раз свернуть еще до того, как из-за угла стержневого показались молодчики Шадрона.

– Все, – успокоил Зислис. – Теперь близко.

Он свернул в последний раз и оказался в тупике.

Беглецы встали, словно к полу приклеились.

Евгений Хаецкий в сердцах пробормотал:

– Бродить, так бродить, сказал Моисей и завел всех в пустыню.

– В тупик, – поправил его Веригин. – Но имя почти совпадает…

– Умри, недостойный, – отмахнулся от него Зислис и отыскал на серебристой панели у самого пола кодовый сенсор. Приложил палец. Тотчас в глухой стене тупика чмокнула и разошлась перепонка.

– Давайте! – скомандовал он.

Повторять не пришлось.

– Надо же, – покачал головой Прокудин. – А с виду просто стена…

Изнутри Зислис мгновенно перепонку зарастил. Тем же манером. И сказал:

– Фу-у! Давненько я так не бегал! С обороны космодрома…

Спутники недоверчиво озирались.

Им открылся достаточно просторный зал с несколькими дверьми обычного типа. У стен располагались диваны, столики, кресла, ниши со всякой всячиной. В центре зала свет был поярче, у стен – потусклее, но над некоторыми столиками горели небольшие светильники. В целом зал напоминал непомерно большой ресторан, только без стойки бара и сцены для музыкантов. Впрочем, возвышение три на три метра все же имелось, но почти все оно было занято столом и креслом. Вместе это сильно напоминало стандартный рубочный пульт.

– Не бойтесь, – успокоил Зислис. – Сюда никто не проникнет. С доступом ниже двадцати трех – только Фломастер. А больше – никто.

– А мы? – не понял сразу Веригин.

– Ну, я имел в виду, что никто не сможет открыть перепонку, – поправился Зислис. – Только капитан и пятерка старших.

– Аптечка тут есть? – озабоченно справился Евгений Хаецкий.

– Есть где-то… Вон там, в нишах поройся, – Зислис рукой указал где искать. Веригин тут же бросился Хаецкому на помощь.

– Вот! Вот аптечка! – Мустяца метнул Хаецкому прямоугольный брикет с красным крестом – естественно, что волжане пометили синтезированные медикаменты и прочие врачебности древним и привычным символом.

Хаецкий раскрыл аптечку и склонился над братом.

Зислис устало повалился в ближайшее кресло. Прокудин уже отыскал нишу с батареями и с серьезной миной набивал карманы. Потом он нашел мощный двухпотоковый «Гарпун», одобрительно присвистнул и примерил оружие по руке.

– Вот это знатная пушка! – Прокудин поцокал языком. – Уважаю!

К Зислису присоседился Мустяца – развалился на диванчике.

– Ну и ну, Мишка! Что же, это все вы с кэпом устроили?

– Ага. После первого бунта. Я полагал, что второго уже не случится, после того как увидел в деле роботов. А вот Ромка оказался осторожнее. Зря я ему не верил!

Тут Зислис спохватился:

– Слушай, ты говорил, что по нему стреляли?

– Это Прокудин говорил. Я сам ничего не знаю. Еле смылся от своих… работничков. А по пути расспрашивать, извини, было недосуг.

– Боря! – позвал Зислис Прокудина. – Давай, колись!

Тот пошевелил бровями, поиграл морщинами на лбу, подыскивая слова, потом вздохнул и ответил:

– Короче, я услышал, что по кэпу стрелял какой-то псих на входе в один из рукавов. Не попал. Кэп и с ним пятеро ушли в ремзону и их активно ищут.

– В ремзону? – Зислис нахмурился. – Черт! Там ни одного схрона нет!

– А где есть?

– В жилых, в офицерском несколько штук и парочка в промежутке. Ну, и около рубок еще.

Зислис обернулся к Мустяце – старшему сервис-инженеру.

– А скажи-ка мне, Артур, – Зислис был не на шутку озабочен. – Капитана возможно отследить в ремзоне с сервис-вахты?

Мустяца, поджав губы, кивнул несколько раз и развел руками:

– Увы! Возможно. Особенно, если увеличить число вахтенных. А люди Гордяева занялись в первую очередь именно этим.

– Разве можно обойти Ромкин запрет? – усомнился Веригин. Он тоже пришел на разговор, когда выяснил, что Хаецкий вполне справляется с раной брата.

– В том-то и дело, что можно. При условии, что на вахте никого с более высоким доступом нет. Если будут действовать грамотно и без задержек, запрет полностью обойдут дня за два. Едва с кораблем сольется достаточно много народу – капитану конец. Да и нам тоже.

Мустяца глубоко вздохнул.

– Такие вот пироги, чтоб его…

– М-да. Положеньице… – Зислис попытался сообразить – есть ли у директората спецы с индексом доступа четырнадцать-пятнадцать, способные опрокинуть капитанский запрет. И понял – что есть. Во-первых, Самохвалов. Во-вторых, Осадчий. В третьих, не факт, что кое-кто из офицерского не переметнется. Все бывает… Тем более, в смутные дни.

– А кто с кэпом в ремзоне? Известно?

– Женатики наши, Риггельд и Смагин со своими драгоценными, и, видимо, Суваев.

– Риггельд и Смагин неженаты, – уточнил Зислис. – Пока.

– Вот именно – пока, – Мустяца вздохнул, как показалось Зислису – с некоторой завистью.

– Слушай, Мишка, а пожрать тут есть что-нибудь? – спросил Прокудин. – Я с утра голодаю.

– Есть. Вон там кухня, пошуруй в холодильнике… – сказал Зислис, и осекся, потому что у кого-то из Хаецких вдруг тренькнул вызов коммуникатора. Неправильно эдак тренькнул, нештатно, словно кто-то игрался с несуществующими проводами: то замкнет, то разомкнет.

Валентин уже держал трубку у уха, но, видимо, она молчала, потому что он ее потряс и поколотил о ладонь, совсем как недавно Зислис. А потом замер, глядя на мигающий глазок готовности. И медленно расплылся в улыбке.

– Это пилотский код, граждане! Нас капитан вызывает!

Зислис почувствовал, как неприятная пустота в груди начинает понемногу таять.

«Интересно, – подумал он. – Я когда-нибудь кому-нибудь буду так же верить, как Ромке? Как своему капитану?»

А Хаецкие неотрывно глядели на мигающий глазок коммуникатора и неслышно шевелили губами в такт.

Необычное это было зрелище.

Костя Чистяков нервно ходил по карантину. Как маятник. Туда-сюда, туда-сюда.