Жорж Санд, ее жизнь и произведения. Том 2 - Варвара Дмитриевна Комарова

действие и убеждение должны идти рука об руку, а в конце письма она говорит:

«Все вышеизложенное пишу лишь для того, чтобы сказать тебе, что ты заставляешь меня писать письмо, совершенно лишнее для твоего просвещения, потому что, прочитав повнимательнее, и лучше дважды, чем однажды, превосходные и чудесные статьи Леру в нашем Вестнике,[309] ты нашел бы даже ответы на все твои «почему?», обращенные ко мне».

В конце этого письма находятся те строки, которые мы уже приводили выше:

«Я убеждена, что однажды будут читать Пьера Леру, как читают «Общественный договор», и т. д.»[310]

28 августа 1842 г., отвечая M-lle Леруайе де Шантепи, спрашивавшей у нее совета, как ей устроить свою жизнь согласно с высшими требованиями человеческой своей личности, но в то же время так, чтобы не слишком страдать за это, Жорж Санд, оговорившись в своей практической несостоятельности и заметив, что «все частности существования кажутся ей лишь более или менее несчастными романами, заключение которых сводится лишь к одной общей мысли: изменить общество сверху донизу», Жорж Санд говорит, что потому и отношения мужчины к женщине теперь кажутся ей устроенными бессмысленным и несправедливым образом, и поэтому-то и все законные и незаконные любови всегда несчастны.

...«Но если вы меня спросите, в какие же другие условия (кроме любви и брака) я ставлю счастье женщины, я отвечу вам, что, не имея возможности переделать общество и зная, что оно будет существовать более, чем наше краткое теперешнее появление в этом мире, – я переношу это счастье в будущее, в которое я твердо верю, и в котором мы вернемся к человеческому существованию в лучших условиях, среди более просвещенного общества, где наши намерения будут лучше поняты, и наше достоинство лучше установлено.

Я верю в вечную жизнь, в вечное человечество, в вечный прогресс, и так как я в этом отношении восприняла верования г. Пьера Леру, то я и отсылаю вас к его философским доказательствам. Я не знаю, удовлетворят ли они вас, но я не могу дать вам лучших. Что касается меня, то они всецело разрешили мои сомнения и утвердили мою религиозную веру»...[311]

Еще через полгода, 26 февраля 1843 г., она пишет Шарлю Понси:

«Скажите мне, милое дитя, знаете ли вы философские сочинения Пьера Леру? Если нет – скажите мне, чувствуете ли вы, что у вас хватит внимания прочесть их? Вы молоды и поэт. Я прочла их и поняла без труда, я, которая женщина и романист, т. е. не обладаю для подобных материй достаточно сильным умом. Тем не менее, так как это единственная философия, которая ясна, как день, и говорит душе, как Евангелие, то я в нее погрузилась и возродилась. Я в ней обрела покой, силы, веру, надежду и терпеливую и последовательную любовь к человечеству – эти сокровища моего детства, о которых я мечтала в католицизме, но которые уничтожились благодаря анализу католицизма, благодаря несовершенству устаревших обрядов, благодаря сомнениям и огорчению, снедающим тех, кого в наше время не отупили и не испортили эгоизм и благоденствие.

Вам потребуется год или, может быть, два, чтобы проникнуться этим учением, которое не странно и не алгебраично, как труды Фурье, а признает и принимает все, что истинно, добро и прекрасно во всех моральных и научных теориях прошлого и настоящего. Эти труды Леру не объемисты. Когда их прочтешь, их нужно носить в самом себе, вопросить свое сердце, насколько оно их одобряет. Словом, это целая религия, в одно и то же время древняя и новая, которой надо проникнуться и с нежностью вынашивать ее. Лишь весьма немногие души предались ей вполне. Надо быть абсолютно добрым и искренним для того, чтобы истина не оскорбляла вас. Словом, если вы чувствуете в себе силу познать человечество и самого себя, то у вас будет утвердившийся ум, уверенность, и весь огонь поэзии вашей возродится от этого. Вы устно вкратце объясните это учение Дезире, и ее женское сердце погрузится в него.

Я должна, впрочем, сказать, что это неоконченные, прерванные и отрывочные труды. Жизнь Леру была слишком полна треволнений, несчастий для того, чтобы он успел уже высказаться. В этом-то враги его и упрекают его. Но философия – это ведь религия, а разве религия возникает в человеческой голове, как какой-нибудь роман или сонет? Великие эпические поэмы отцов наших были произведениями 10-20 лет. А религия – разве она не вся жизнь человека? Леру стоит лишь в половине своей карьеры. Он носит в себе выводы, уверенность в которых почерпает в своем сердце, но которые нуждаются в громадных ученых трудах и целых годах размышлений для того, чтобы сделаться доказательными и определенными для других людей. Как бы то ни было, эти превосходные отрывки достаточны для того, чтобы направить на путь истинный прямой ум и чистую совесть. Кроме того, это поэтичная религия. Если вы увлечетесь ею, вы однажды создадите религиозную поэзию.

Скажите лишь, и я пришлю вам все его писания. Вы будете питаться ими, как здоровый желудок чистым пшеничным хлебом. Поэзия будет идти своим чередом, но всякую неделю вы сохраните один или два торжественных часа, когда вы будете входить в этот храм истинного божества. Вы присоедините к этому и Дезире, потихоньку, не мешая ей в ее вере, если она предана католицизму. Ее дух сделает синтез, не зная, что такое синтез, и настанет день, когда вы с ней будете вместе молиться на берегу того моря, где пока вы лишь любите и поете. Когда у вас двух будет твердая и просвещенная вера, вы увидите, что душа самой простой женщины стоит души самого великого поэта, и что нет ни глубин, ни тайн в божественной науке для простых сердец и людей со спокойной совестью. И тогда-то вы и будете проповедовать благую весть вашим братьям – рабочим и сделаете из них иных людей.[312]

Наконец, в 1844 году Жорж Санд высказывается в письмах к некоему Гильону (с которым переписывалась по поводу приискания редактора для своего нового детища – «Эндрского Просветителя») – уже в окончательно определенной форме.

Желая дать точное понятие Гильону о своих взглядах и верованиях, Жорж Санд, по-видимому, просила Леру лично изложить Гильону свою доктрину, ибо, говорит она:

«Не будучи в силах спорить при г. Помпери», – их общем друге, – «и считая это бесполезным, но не чувствуя себя и с глазу на глаз достаточно