Несущий свободу - Игорь Поль

Он положил руку ей на грудь, почувствовал слабое биение. Жгучие картины мести постепенно отступили, сменились тревогой за нее. В поисках раны он разрезал платье на плече – кровь была не ее.

– Очнись, слышишь? Ну же, давай! – он щипал ее за щеки, яростно тер ее уши, досадуя, что оставил аптечку в сумке; вслушивался в тишину за дверью, в голоса на другом этаже.

Веки ее дрогнули.

– Свет. Слишком ярко, – прошептала она.

Он прикрыл ей глаза ладонью.

– Так лучше?

Она не осознавала, где находится, шептала бессвязно:

– Спать…

Он тряс, тормошил ее:

– Нельзя сейчас спать. Надо убираться отсюда.

Она подняла руку и осторожно потрогала его ладонь, словно так могла узнать, кто перед ней.

– Хорошо. А куда?

Ее доверчивость шокировала его.

– Вы меня не узнаете, – сказал он.

Она сняла его руку с лица.

– Узнаю. Я узнала столько интересного…

Он решил, что она еще не отошла от шока: бредит, все еще находясь между жизнью и смертью, в том странном месте, откуда страх и смерть видятся совсем иначе.

– Не смотрите на меня так, – попросила она. – Меня били по лицу.

Хенрик стиснул кулаки. Сказал негромко:

– Ну, теперь вам уже некому мстить.

Она взглянула на мертвые тела на кровати.

– Ничего не помню. Наверное, вы правы.

– Вам надо переодеться. И быстро – здесь очень опасно. Очень. Понимаете меня?

– Да.

Он осторожно отпустил ее руку. Вывалил на кровать, прямо на мертвые тела, груду прозрачных тряпок из стенного шкафа.

– Скорее, Ханна. Что-нибудь из этого. Что почище.

– А вы…

– Некогда стесняться. Считайте, что мы на войне. Тут все равны.

– Да мы и так на войне. – Она снова поглядела на трупы. То, что осталось от человека с залысинами, теперь вызывало у нее лишь жалость.

Он помог ей избавиться от окровавленного изорванного платья, рванул пуговицы на спине так, что они запрыгали по полу, как костяные блохи.

– Здесь все такое маленькое. Эта женщина меньше меня.

– Плевать, Ханна. Побыстрее. – Хенрик вслушивался в далекие голоса.

– Помогите мне. Застегните там, сзади. Господи, да как они это носят!

Он бросил на нее критический взгляд. Хмыкнул:

– В этом вы похожи на шлюху.

– Другого-то все равно не сыскать.

– Да. Идемте.

– Куда?

– Не знаю. Еще не решил. Подальше отсюда. В любой гостинице для вас сейчас безопаснее, чем тут.

– А для вас?

– Для меня сейчас везде опасно. Не бойтесь, я сделаю так, чтобы вы из-за меня не пострадали.

Она с трудом втиснула ногу в чужие туфли.

– Да я же не за себя беспокоюсь. – Слабая улыбка появилась на ее лице, сменилась гримасой – разбитые губы причиняли боль.

Потрясенный, он не нашелся, что сказать в ответ.

– Я узнала, на кого он работает. – Она спокойно наблюдала, как Хенрик обыскивает труп, как забирает его пистолет и охлопывает маслянисто блестящую от крови одежду в поисках запасных магазинов.

– Все не можете успокоиться?

Она не слушала, торопилась сказать:

– Он работал на одного боша. Вам ведь это было нужно? Только я забыла его имя. Память как отшибло.

– Ничего, после само вспомнится, – сказал он успокаивающе.

– А ваш акцент совсем не похож на куригианский.

– Знаю.

Он осторожно повлек ее за собой, стараясь не наступать на кровь. Вид мертвых тел теперь вызывал у него неловкость, он чувствовал стыд; с ужасом представил, что она подумает о нем, когда они пойдут к черному ходу, и закрыл ей глаза ладонью.

– Вам лучше не смотреть на это, – сказал он.

– Так я не увижу, куда идти.

– А вы держитесь за меня. Мы пойдем медленно. Только вы не разговаривайте – я должен слышать, что творится вокруг.

Она кивнула, прижалась к нему доверчиво. Держать ее в объятиях было неизъяснимо приятно. Сердце в груди замирало, он был совсем шальной; в этот момент он не смог бы среагировать на опасность так, как нужно.

«Так вот как это бывает», – подумал он.

– Я много думала об этой войне, – тихо говорила она. – Если я смогу добраться до узла связи, то смогу ее остановить. Ну, или попытаюсь. Сенсация, слава – это ни при чем. Я ненавижу войну.

Он спросил:

– А о чем еще вы думали?

– Много о чем. Я такая трусиха. О Джоне. О том, что он меня найдет. И… о вас.

– Обо мне?

– Ну, я же вас бросила. Струсила. Оставила одного.

– Я привык один. Думал, вы пошли в полицию.

– Нет, что вы. Я же обещала. Я на вашей стороне.

– Да вы совсем с ума сошли, Ханна.

– Может быть. – Она ойкнула и прижалась к нему еще крепче: – Кажется, я в кровь наступила.

– Да, – согласился он. – Тут вокруг полно крови. Ничего, на улице ливень. Ливень все смоет. А теперь молчите.

Они медленно брели к выходу, и со стороны могло показаться, будто обнявшись, идут два любовника; будто на всем свете нет никого ближе этих двоих.

– Ну и натворил же он дел, – сказал заместитель комиссара. – Никогда такого не видел – целые реки крови. Перестрелял всех подчистую – и персонал, и клиентов. Много известных людей. Такой скандал.

– Я вас предупреждал – он настоящий дьявол.

– По крайней мере, теперь мы его ведем.

– Да, – сказал Джон. – Скоро все кончится. Жаль, что не удалось остановить его раньше.

Все оказалось даже хуже того, чего он боялся: сквозь завесу дождя было видно, как доверчиво льнула женщина к своему спутнику. Он бережно придерживал ее за талию, настороженно оглядывался, правая рука в кармане. Весь его вид говорил: не подходи, мое. Тихие голоса доносились через неплотно прикрытую дверь, просачивались вместе со струйками табачного дыма:

– Взять да и пристрелить его. Чего ждем?

– Там же женщина.

– А, черт!

– Бедняга, – сказал Лерман. – Как его ломает.

– Зря он так. Ни одна баба этого не стоит, – возразил Кабот.

– Не скажи. Вот я, когда был молодым… – горячился Хусто.

– Да ты и сейчас не старик, – перебили его со смешком.