Былины сего времени - Александр Рудазов

– Я знаком с историей вашего народа, – безразлично ответил Кащей. – Она меня не интересует. Просто помните, что пока вы мне верны – вы будете жить. Измените мне – умрете.

– Умрем с радостью, коли будет воля твоя, владыка, – снова склонились хазары.

– Хорошо. В таком случае садитесь, где пожелаете, ешьте и пейте с моего стола. С этого момента вы мои подданные, а я ваш государь.

Хазары хором прокричали здравицу Кащею Бессмертному и присоединились к общему пиру. Лица их осветились радостью.

Хазарина-старика, оказавшегося не кем-нибудь, а последним из их беков, пригласили за ближний стол – туда, где сидели Кащеевы наперсники. Баба-яга крякнула, подвигаясь ближе к колдуну Джуде. Бек Завулон уселся рядом с ней со смущением, неловко комкая высокую шапку. Ему было не по себе в столь причудливом обществе.

– Не тушуйся, касатик, не тушуйся, – приветливо цыкнула зубом Яга Ягишна, подливая старику чего-то зеленого, источающего зловоние. – Здесь все свои, никто не обидит, никто грубого слова не скажет. Вот испей бражки моей – сама варила, сама настаивала! Скусная – страсть!

Завулон чуть отхлебнул, и его перекосило. Крепких медов да вин он никогда не чурался, но такого адова пойла, как брага бабы-яги, доселе не пробовал.

– А то кисельком угостись – тоже сама варила, – хлебосольничала старуха. – Вот тебе ватрушечка еще, яхонтовый, кушай.

Завулон нехотя надкусил. В отличие от браги, ватрушка вкус имела чудный, так и таяла во рту, растекалась по нёбу сладким творожком.

– Хорошо печево у тебя, Яга-ханым, – вежливо кивнул бек.

– Хорошо, хорошо, куда как хорошо! – обрадованно закивала старуха. – А вот, касатик, подивись-ка, какое чудо я для нашего царя-батюшки взрастила! И вы, родненькие, подивитесь!

Застольные сидельцы сгрудились вокруг, любопытно разглядывая берестяной туесок, устланный влажной травой. Баба-яга пошарила там скрюченной ручонкой и достала какое-то крошечное страшилко. Головенка у тварюшки была индюшиная, очи жабьи, а хвост змеиный. Имелись и крылышки – точно как у нетопыря.

– Эй, старая, ты что ж такое делаешь, зачем на людях-то такое доставать?! – аж шарахнулся Соловей-Разбойник.

– Ух, давно я этих гадин не видывал!.. – поежился Джуда. – Яга, душенька, не повертывай ко мне его, прошу сердечно!

Сам-с-Ноготь же вовсе свалился с лавки, пряча безбородое теперь лицо.

– Да вы не пужайтесь, не пужайтесь! – хихикнула Яга Ягишна. – У него глазки-то еще не открылись, ничего он вам покамест не сделает! Днесь только из яйца вылупился. И вот мы его сейчас еще и колпачком накроем…

Старуха ласково надела чудищу колпак-клобучок, что надевают на охотничьих соколов. Было это и в самом деле не лишним – ведь в руках у нее сидел не кто-нибудь, а самый настоящий василиск. Немного сыщется на свете более опасных бестий – его взгляд смертелен, а дыхание ядовито. Немудрено, что даже Кащеевы соратники малость перетрухали.

Ягу Ягишну же это порядком рассмешило. Баюкая в ладонях новорожденного василиска, она язвительно зафыркала:

– Ай, и боязливы же у Кащеюшки слуги! На змее трехглавом летать не боятся! Супротив всей владимирской дружины выступить не боятся! А козявочку в три вершка – устрашилися! Храбрецы, что уж!..

– Оскорбительно слышать такое от тебя, красавица! – гневно вспрыгнул на стол Джуда. Его саженная борода взметнулась, точно живая. – Я, верно, не желаю смотреть в глаза василиску! А кто желает?! Кто здесь так бесстрашен, что рискнул бы такое сделать?! Взгляда василиска я видеть не желаю, но разве кто посмеет упрекнуть меня в трусости?! Я Джуда, колдун из колдунов! Моя мать, прекрасная Дедабери, была грозной кундиани, вся Тушетия пред ней трепетала! Правила людьми и каджи, летать умела, зверем любым обернуться могла, вешапи ручного на цепи водила! А отец мой, великий Белобородый, был царем испов, когда те еще не ушли в земные глубины! Сколько он дольменов построил – не счесть! Дэвы-иныжи ему служили! На зайце верхом ездил! Так-то вот!

– На зайце?.. – заморгал Сам-с-Ноготь. – Это как? Слышал я о батюшке твоем, хоть сам не встречался. Добрый был карла, славный. Но неужто он настолько мелок был, что на зайца мог взгромоздиться?

– Испы особенных зайцев разводили, больших и сильных, – снисходительно объяснил Джуда. – Человека, понятно, они не поднимали, да и меня вряд ли б смогли, а вот испы на них ездили, точно на лошадях.

Сам-с-Ноготь хмыкнул. Полукровка Джуда и впрямь повыше, покрупнее нормального горного карлы. В нормальном-то всего три пяди, а в Джуде – четыре с гаком. Сразу видно, что по матери он человек.

– Эй, карлы, о чем вы там балаболите? – сварливо спросил хан Калин. – По-человечески глагольте, чтоб всем ясно было!

Яга Ягишна пересказала остальным суть разговора. Колдун Джуда, не зная русского, говорил на каджвархвали – а кроме него здесь этот язык понимали только баба-яга и Сам-с-Ноготь.

И еще, конечно, Кащей, но он безучастно восседал на троне, не вкусив еще даже малой толики яств. Хазары, не ведающие пока местных порядков, поглядывали на него с беспокойством – не болен ли чем бессмертный царь?

А Сам-с-Ноготь кашлянул в бороду… место, где еще не так давно росла борода, и раздумчиво сказал:

– Хороша у тебя родословная, мудрый Джуда, величественна. И отец у тебя незауряден, и мать знаменитая была женщина. Да только наша вашим не уступит! Нет, не уступит! Я тоже не лыком шит, тоже из рода хорошего происхожу! Отец мой, Сам-с-Локоть, росточку малого был, да зато силами волшебными на всю Русь славился, много великих дел свершил. А дед, Сам-с-Грибок, и того пуще был, того сильнее, хоть и спятил под старость, стал шапку носить, с огромного гриба-боровика снятую. Но волшебников сильней его не знаю ни единого. Весь мой род такой.

– Хороший и у тебя род, Сам-с-Ноготь, – подал голос хан Калин. – Но и мне будет чем похвастаться. Отцом моим был Калин Толстый, хан татаровьев. А дедом – Калин Глупый, тоже хан татаровьев. Прадедом – Калин Кривой, опять-таки хан татаровьев. Прапрадедом – Калин Хитрый, снова хан татаровьев. Прапрапрадедом – Калин Злой, вместе со всеми хан татаровьев. Прапрапрапрадедом – Калин Коварный, непременно хан татаровьев. Прапрапрапрапрадедом – Калин Поганый, самый славный хан татаровьев.

– А что это он самый славный-то? – спросил Сам-с-Ноготь.

– Так он самую большую орду татаровьев собрал, из сорока беев, да сорока тысяч батуров. На Русь ее водил, Киев осаждал, Владимира-князя портки обмочить заставил. Или Ярослава?.. – усомнился Калин. – Не помню уж, кто там у русов правил в то время, надо в книгах справиться.

– Но Киев же он таки не взял?

– Не взял, – помрачнел Калин. – Илья Муромец его убил. Собака русская. Но ничего, Калин Коварный ему за то хорошенько отомстил…

– А что это у вас все Калины да Калины? – фыркнул Тугарин. – Других имен придумать не суждено?

– Это называется стабильность, – поднял палец Калин. – Если есть хорошее имя – зачем другое? Только голову зря замусоривать. Я Калин. Мой отец Калин. Мой дед Калин…