Золотой плен - Хизер Грэм

— Ты сдаешься, ирландка. А я помню, что ты никогда не сдавалась в борьбе.

Ее темные ресницы поднялись, в изумрудных глазах стояла мука.

— Ты… не должен быть здесь, — выдавила она. — Пожалуйста, Олаф, не это…

Он следил, чтобы его руки не тряслись, и сжимал ее крепко. Живой огонь покинул ее глаза. Он должен был вернуть его, чего бы это ни стоило.

— Ты права, ирландка. Но я останусь на этом месте пока не родится мой норвежский сын.

— Дочь, — проскрипела она раздраженно. — И ирландская.

Он улыбнулся ей; изумрудные глаза опять засверкали. Ее лицо вдруг исказилось, и рука, которую он держал, дернулась от боли.

— Опять… — тихо промолвила она. Слезы заполнили ее глаза, и она слабо закричала. — Олаф, я больше не могу… Тут он услышал голос Мойры, отчаянный голос:

— Она должна стараться, мой лорд.

— Женщины слабы! — воскликнул Олаф насмешливо, обнимая Эрин за плечи. Он слегка приподнял ее. — Ты будешь бороться, ирландка! Сейчас ты будешь бороться. Я помогу тебе. Сожми зубы, моя любовь, и тужься, как говорит Мойра. Не может же она все делать за тебя!

Поддерживаемая Олафом, собрав остатки сил, Эрин напрягла все свое тело, потом выдохнула и повисла на нем, на мгновение потеряв сознание.

— Показалась головка! — крикнула Мойра радостно. — Теперь еще… еще, Олаф. Ты должен заставить ее попытаться еще раз.

— Еще, Эрин! — быстро скомандовал он. — Еще… и потом ты сможешь поспать.

Он дернул ее за плечи, приказывая повиноваться. Едва сознавая что-либо, Эрин опять задержала дыхание и напряглась. И в награду она почувствовала вдруг облегчение, когда ее тело опустело, и она услышала крики радости и шепот мужа, который нежно обнял ее:

— Я знал, что ты сможешь, ирландка. Ты победила.

У Эрин все поплыло перед глазами, и она повалилась в изнеможении на подушки. Здоровый крик раздался в комнате, и потом Олаф опять зашептал ей:

— Мальчик, Эрин, здоровый и красивый. — Он мягко улыбнулся. — Его прекрасные локоны наверняка приобретут золотой оттенок.

Она улыбнулась и открыла глаза еще раз, чтобы увидеть сына. Мэгин хлопотала вокруг новорожденного, омывая его теплой водой. Младенца тщательно запеленали, прежде чем Олаф взял его и встал на колени перед Эрин.

— Очень красивый сын, моя леди, и я благодарю тебя от всего сердца.

Ей было плохо видно малыша, но все же она понимала, что он здоровый и прекрасный. Слова Олафа ласкали ее душу, и она позволила себе закрыть глаза опять. Она чувствовала, как он прикоснулся губами к ее лбу и потом отошел с ребенком на руках.

Мойре потребовалось приложить немало усилий, чтобы забрать наследника из рук отца, но она была непреклонна.

— Мой лорд, — шептала она с признательностью и облегчением в голосе, — ты поступил благородно, но сейчас ты должен уйти. Нам нужно вымыть Эрин и освежить ее белье, а это мы лучше всего сделаем, будучи одни. Ей необходим отдых.

Олаф понимающе кивнул, возвращая сына Мойре. Он еще раз взглянул на Эрин, но ее глаза были закрыты. Здоровый румянец окрасил ее бледное лицо, губы были раскрыты в легкой умиротворенной улыбке. Олаф устало спустился вниз по лестнице, он все еще был в смятении, пока не увидел встревоженные лица Сигурда и Эрика.

— Сын, — радостно сказал Олаф. — Мать и ребенок чувствуют себя хорошо.

Эрик испустил победный возглас викингов. Сигурд протянул Олафу рог с элем. Олаф пил долго и жадно. Эрик и Сигурд уже заснули, он сидел молча и несколько часов смотрел на огонь.

Он никогда не испытывал любви подобной той, что почувствовал этой ночью — любовь к маленькому существу с крошечными ручками, которые крепко обхватывали его, любовь к женщине с нежным телом, сильной волей, которая подарила ему ребенка.

Более того, она опять возвращала его к жизни. Она была душой, которую он искал.

Был опять день, когда Эрин проснулась. Она тут же потянулась к ребенку, и Мойра передала его ей, ослепительно улыбаясь, ведь недавно она сама испытала подобные чувства.

Положив сына около себя, Эрин распеленала его и внимательно осмотрела с головы до ног. Он был весь настоящий. Такой крошечный — и все же настоящий. Крошечные пальчики на руках и ногах, крошечное сморщенное личико. Его глаза открылись, и Эрин с удивлением увидела, что они были почти такими же зелеными, как и у нее.

— Мойра! Его глаза!

— Да, Эрин, — засмеялась Мойра. — У него твои глаза. Но этот хохолок на голове определенно папин! Как Олаф узнал прошлой ночью, что он станет золотым, я никак не пойму.

Эрин улыбнулась и откинула свое платье, позволяя плачущему младенцу прильнуть к груди. Она ощутила трепет при его прикосновении. Это было такое удовольствие! Она рассмеялась.

— О, Мойра! Он родился золотоволосым, потому что Олаф приказал так!

Мойра засмеялась в ответ.

— Отлично, моя маленькая мама, Повелитель Волков уже настаивает, чтобы его допустили, так что когда этот малыш наполнит желудок…

— Гребень, Мойра! И таз! Я должна умыться и привести в порядок свои волосы. Он не должен видеть меня в таком ужасном виде еще раз.

— Ш-ш… — успокаивала ее Мойра, заговорщически улыбаясь. — Я не позволю ему войти, пока ты не разрешишь. — Ее голос стал твердым, и она пожурила Эрин:

— Эрин, ты должна как следует заботиться о себе, так же как и о своем ребенке. Ты страшно утомилась прошлой ночью. Тебе потребуется время, чтобы восстановить силы. Я причешу твои волосы, но ты обязуешься поесть!

Эрин ощущала страшную слабость, но кошмар предшествующей ночи был вознагражден. Она взглянула на крошечную головку, так жадно прильнувшую к ее груди, и ее переполнило чувство нежности. Он был таким теплым, таким замечательным, милым, живым. Он был ее, и он был золотым сыном Волка.

Эрин настояла на том, чтобы ребенок остался с ней, пока она не поест и не приведет себя в порядок. Войдя в комнату, Олаф увидел Эрин, склоненную над спящим младенцем с таким милым и мечтательным выражением на лице, что волна всепоглощающей любви и нежности охватила его. Она обернулась к нему с ослепительной улыбкой, ее изумрудные глаза сверкали, подобно молодой зелени под лучами яркого солнца. Он улыбнулся в ответ, подошел к кровати и лег рядом.

— Он замечательный, правда, мой лорд? — спросила Эрин робко, но в голосе ее прозвучала гордость.

— Да, Эрин, — ответил мягко Олаф.

Несколько секунд они лежали молча, не сводя восхищенных глаз с ребенка. Потом Олаф привстал, чтобы вынуть изящную маленькую коробочку, искусно вырезанную в норвежском стиле.

— Я думал, что подарить принцессе Тары, и мало что приходило мне в голову, — сказал он, протягивая ей очаровательную вещицу, — Но я заметил, что ирландки любят украшать свои волосы, и я надеялся, что это может доставить тебе удовольствие.