Волжский рубеж - Дмитрий Агалаков

Эхо грубого разговора с тайным советником Звягинцевым возвращается в конце ноября. Сам государь император после доклада министра внутренних дел о закупках хлеба в Самарской губернии повелевает губернатору Самары взять под личный контроль все «хлебные дела». И тогда уже губернатор Брянчанинов выходит с жесткими требованиями на Петра Алабина: предоставить ему все сведения по закупкам. В тот же день маклер Вайнштейн, которому Алабин по-прежнему доверят, получает в Киеве телеграмму: «Предупредите Дрейфуса: поставка негодного зерна строго преследуется высшим Правительством, негодный вагон повлечет составление акта, на месте прибытия будет арестован, отправитель подвергнется уголовной ответственности и уплате убытков».

Торговый дом «Луи Дрейфус и Компания» испытывает притеснения на всех участках железнодорожного пути и уже не рад, что заключил сделку с Самарской управой, а в «Русской мысли» выходит статья писателя Глеба Успенского, который пишет в том числе так: «В настоящее время факт уже констатирован, что купленной г-ном председателем (Алабиным) мукой 5-го сорта питаться нет возможности, так как без значительной примеси ржаной муки выпечь хлеба из нее физически немыслимо». Была зафиксирована смерть одного из крестьян в губернии вроде бы от дурного хлеба, но точно ли мука была тому причиной? Может быть, он просто запил и умер? Как сейчас в этом разобраться? Просто невозможно! Но отравления были, это факт. В декабре прокурор Одесской судебной палаты отправляет телеграмму самарскому губернатору, в которой доводит до сведения, что в Одессе возникло дело о злоупотреблениях торгового дома «Луи Дрейфус и Компания» при отправке голодающим Самарской губернии хлеба и просит тщательно проверять все грузы по прибытии.

В январе 1892 года на Саратовской улице, у земства, Алабин увидел знакомое лицо – Чухонцев! Бывший его секретарь… Умный и проницательный чиновничек. Тот, сильно постаревший, в стареньком пальто, приподнял шапку, поклонился прежнему начальнику:

– Здравия желаю, Петр Владимирович.

– День добрый, Трофим Трофимович. Как вы?

– Терплю-с. Да что я, человек-сошка, как вы, Петр Владимирович? Как справляетесь с бурями дел мирских?

– Небось знаете, что творится?

– Слежу-с, Петр Владимирович, слежу-с, – вновь поклонился тот. – Это ж прямо детектив какой-то. С мукой да с зерном. Терзания для сердца и ума.

– Это верно. Я тоже терплю.

– Я в отставке-с и говорить нынче могу то, что думаю. Дошли слухи о том, как вы с чиновником из Петербурга разговаривали. В каких тонах. Вот это зря, Петр Владимирович, и сами знаете, что зря. Они ох как не любят, когда с ними с сердцем говорят, да еще провинциалы. Для них это что касторки дать выпить. Да еще силком. Переворачивает.

– Да, сердца было многовато в тот час у меня, – кивнул Алабин. – Не стерпел я. Ну да ладно, Трофим Трофимович, идти надо. Прощайте.

– Съедят они вас, Петр Владимирович, с косточками съедят, – покачал головой Чухонцев.

– Подавятся, – мрачно бросил Алабин и, более не сказав ни слова, зашагал в свою сторону.

– Дай-то бог, господин начальник губернской земской управы, дай-то бог! – бросил ему вслед бывший секретарь.

16 марта 1892 года в Самару прибыл американский «хлебный» поезд из 27 вагонов – помощь пострадавшим от неурожая. 22 мая на чрезвычайной сессии Самарского губернского земства рассматривался вопрос об оказании помощи крестьянам, посевы которых пострадали от морозов. Но поскольку заготовленных про запас семян не оказалось в связи с голодом, крестьяне помощи не получили.

А 12 июня в Петербурге, в Сенате, уже рассматривался иной вопрос – о привлечении к ответственности председателя Самарской губернской управы Петра Владимировича Алабина и членов его управы. Обвинение: бездействие власти во время голода в губернии. Постановление: «Назначить предварительное следствие с устранением председателя управы Алабина от занимаемой должности на время этого следствия». Еще через пять дней канцелярия самарского губернатора по указанию из Петербурга заводит дело на Алабина и членов его управы.

Ко всем самарским бедам присовокупляется еще и эпидемия холеры.

Пятнадцатого июля Петр Алабин складывает с себя полномочия председателя губернской земской управы. Он ничем не выдает своего унижения и лишь когда приезжает домой, силы оставляют его. «Съедят они вас, Петр Владимирович, ох, съедят», – голос Чухонцева так и стоит в его ушах.

– А ведь я уже не вернусь, – сказал он в тот день Варваре Васильевне. – Теперь точно знаю – не вернусь…

Она только молча обняла его. Теперь они оба знали – их жизнь изменилась раз и навсегда. В Самаре умирает генерал-майор Лишин, и Алабин пишет о нем очерк для Самарской газеты, который так и называется «Иван Андреевич Лишин». В Москве выходит 3-я часть книги «Четыре войны. Походные записки» – «Защита Севастополя». 25 экземпляров Алабин преподносит Александровской публичной библиотеке.

Он по-прежнему уважаемый в Самаре человек, ему кланяются, трепетно жмут руку, но что-то меняется в отношении к нему людей. И он понимает, что. Это проявляемая к нему жалость. То чувство, которое он в отношении себя прежде и представить не мог! Жалость к Петру Алабину! Это и унижало, и оскорбляло его. Но он не подавал виду, скрепив сердце, сжав зубы. А что еще ему оставалось делать?

Великий князь Михаил Николаевич Романов, заботящийся о севастопольских ветеранах, давно знающий Алабина, интересуется из Петербурга у губернатора Брянчанинова, что за «хлебное дело» такое и выражает крайнее удивление случившимся. Брянчанинов отвечает, что «была излишняя самонадеянность в ведении “хлебного дела”, неумелость в обширной операции по приобретению нескольких миллионов пудов хлеба, но сам он лично не сомневается в честности Алабина и надеется, что к такому же заключению придет и следствие».

Петр Владимирович участвует во всех делах города, присутствует на собраниях и благотворительных вечерах, на освещении нового кафедрального собора, в строительство которого он вложил столько сил, но ежеминутно находится под тяжестью груза – возможного будущего судилища. А тут еще и две смерти: вначале Ольги, затем Ивана. Как жить дальше? Проходя мимо комнаты жены, он слышит ее молитвы и слезы. Слышит ее один и тот же приглушенный вопрос: «За что, Господи?» У него сердце разрывается от горя и всех свалившихся на их семью мучений.

Теперь только официальное оправдание может спасти его…

14 ноября 1894 года по случаю бракосочетания императора Николая Второго выходит Манифест, 12-й пункт которого гласит, что все, состоящие под судом, имеют право оправдаться перед ним по желанию, и суд должен рассмотреть дело и вынести приговор в течение шести месяцев. Алабин решает воспользоваться этой льготой. Одновременно, чтобы быть занятым, он исполняет обязанности почетного попечителя Самарского реального училища и Самарской женской гимназии, работает в обществе «Красного Креста».

В марте нового, 1895 года Петр Алабин выдвигает свою кандидатуру в земское собрание от Николаевского уезда.