За гранью - Питер Робинсон

Нет, у нее все-таки имеются несомненно важные причины согласиться, убеждала она себя. Во-первых, она хотела исправить в глазах людей искаженный журналисткой образ Люси Пэйн — в газете она изображена особой зловещей и беспрекословно подчинявшейся мужу-маньяку. Люси была жертвой, и это необходимо внушить зрителям. Во-вторых, ей не терпелось избавиться от определения, которым наградила ее Лорейн Темпл, она вовсе не «серая нервная мышка», и надо доказать это себе и другим.

И, наконец, была еще одна причина, побудившая ее сказать «да». Этот полисмен, Бэнкс, явился в дом, накричал на нее, в оскорбительном тоне прошелся насчет способности Мэгги предвидеть последствия своих поступков, указывал, что она должна и чего не должна делать. Черт бы его побрал! Она ему покажет!

Сейчас Мэгги чувствовала прилив сил, и, если уж ей выпала удача выступить в защиту терроризируемых женщин, она себя еще покажет. Лорейн Темпл проболталась насчет ее прошлой жизни, но Мэгги нечего стыдится; она постарается оказать поддержку, внушить надежду, хоть что-то сделает для женщин, которые все еще терпят издевательства дома. Так что никаких «нервных серых мышек»!

Джулия Форд позвонила ей во второй половине дня и рассказала, что Люси задержали и для допроса поместили в камеру полицейского участка в Иствейле, где она, по всей вероятности, проведет ночь. От этой новости Мэгги пришла в ярость. В чем провинилась Люси? Что она такого сделала, чтобы запереть ее в камере?

Расплатившись с таксистом, Мэгги взяла чек: телевизионщики обещали возместить ей расходы. Войдя в приемную, она назвала себя, и женщина, сидевшая за письменным столом, вызвала помощника режиссера, Тину Дрисколл, которая оказалась жизнерадостной стройной девушкой чуть за двадцать, с короткими обесцвеченными волосами и бледной кожей. Она была одета так же, как большинство людей, встретившихся им в лабиринтах коридоров, — в джинсы и белую рубашку.

— Мы выступаем после собачьего парикмахера, — объявила Тина, глянув на часы. — Примерно в шесть двадцать. Вот гримерная.

Тина ввела Мэгги в уютную комнату: стулья, зеркала и столы, уставленные пудрами различных оттенков, кисточками и флакончиками с какими-то жидкостями.

— Ну вот, моя милая, сейчас все сделаем, — после приветствия пообещала художник по макияжу, представившаяся Чарли. — Не пройдет и минуты. — С этими словами она принялась подкрашивать, водить разными кисточками по лицу Мэгги. Наконец, удовлетворенная результатом, она сказала: — Зайдите ко мне после передачи, я быстро сниму макияж.

Мэгги, глядя в зеркало, не заметила больших изменений в своем лице, хотя по предшествующему телевизионному опыту знала, что студийное освещение и камера делают заметными даже малейшие изъяны на коже.

— Вести интервью будет Дэвид, — по пути в студию сказала Тина, посмотрев на лист бумаги, закрепленный на доске магнитами.

Дэвид Хартфорд представлял мужскую половину команды, ведущей ток-шоу. Женскую половину — Эмма Ларсон. Мэгги надеялась, что именно она будет задавать вопросы. Эмма с симпатией и участием относилась к гостям программы, особенно если передача касалась судьбы женщин, а вот Дэвид часто задавал циничные, провокационные вопросы, так что Мэгги следовало подготовиться к обороне, хотя сейчас она рвалась в бой и была даже рада ответить на провокацию.

Все участники ток-шоу уже собрались в артистической: угрюмый бородач, доктор Джеймс Блэтчли, врач местной больницы; констебль Кэти Проктор, сотрудница отдела по предотвращению насилия в семье, и Майкл Гроуз, весьма неотесанный на вид сотрудник социальной службы. Мэгги поняла, что единственной «жертвой» в программе является она. Ну хорошо, пусть так. Она расскажет им, каково это — быть жертвой насилия.

Они представились друг другу, после чего в комнате воцарилось особое нервное молчание, нарушенное только раз тявканьем пуделя на вошедшего в комнату продюсера — он пожелал удостовериться, что все заявленные участники ток-шоу на месте. В оставшееся до начала программы время Мэгги перекидывалась короткими фразами на общие темы с новыми знакомыми и наблюдала за шумной неразберихой: люди входили, выходили, кто-то выкрикивал что-то в коридоре… Как и другие телестудии, на которых ей довелось выступать, эта, казалось, пребывала в состоянии перманентного хаоса.

В комнате был установлен монитор, и они могли наблюдать за открытием шоу, следить за шутливыми репликами Дэвида и Эммы, увидеть краткое повторение сводки основных местных новостей, в том числе сообщения о смерти глубокоуважаемого члена муниципального совета, о предложении создания новой транспортной развязки в центре города и о «соседях из ада» — репортаж из района старой застройки. Во время перерыва на рекламу, по окончании беседы с собачьим парикмахером, ассистент рассадил их по назначенным местам в удобных креслах, закрепил на каждом микрофон и удалился. Дэвид Хартфорд устроился на месте, откуда, не вставая, мог следить за каждым участником шоу, демонстрируя себя при этом камерам в самом лучшем виде.

Отсчет времени на циферблате подходил к концу, Дэвид Хартфорд поправил галстук, изобразил на лице приторную улыбку, и шоу началось. Обратной дороги нет, мелькнуло у Мэгги. Лицо Дэвида казалось сделанным из розового пластика, да и на ощупь оно, наверное, не отличалось от кукольного личика, а волосы были такого неестественно-черного цвета, что казались приклеенными.

Он моментально стер улыбку с лица, придав ему серьезное выражение, и, повернувшись к Кэти, сотруднику полиции в форме, попросил ее рассказать, сколько жалоб на домашнее насилие получает их отдел и какие меры предпринимаются. После нее он дал слово сотруднику службы социальной помощи, Майклу, попросив его рассказать о женских приютах. Когда Дэвид в первый раз обратился к Мэгги, она всей кожей почувствовала, как заколотилось сердце. Он был симпатичным человеком, но было в нем что-то такое, что нервировало ее. Казалось, его абсолютно не интересуют проблемы, обсуждаемые на шоу; основной интерес для него заключается в том, чтобы сделать из этого действа что-то драматически притягательное для зрителей — на этом и было сосредоточено сейчас все его внимание. Она предполагала, что именно телевидение поможет представить проблему во всей полноте, разобраться в ней, но не могла подавить волнение — страшно было выставлять свою боль на всеобщее обозрение.

Дэвид спросил, как происходило развитие отношений с мужем, она рассказала о необоснованных требованиях, вспышках злобы, унизительных ограничениях… и, наконец, он поднял на нее руку. Тогда она на неделю попала в больницу: Билл сломал ей челюсть и выбил два зуба.

Когда Мэгги закончила, он, заглянув в подготовленные бумаги, задал следующий вопрос:

— Почему вы не расстались? Как я понял, вы мирились с насилием… почти два года? Вы, вне всякого сомнения, интеллигентная и деятельная женщина. Почему вы просто не ушли от него?

Пока Мэгги подыскивала слова для объяснения, потому что все не так просто, как он думает, сотрудник службы социальной помощи, неожиданно вмешавшись в разговор, заметил, что женщины попадают в замкнутый круг постоянного домашнего насилия и часто стыд становится препятствием к тому, чтобы открыть правду. Наконец Мэгги сообразила, что сказать, и обрела голос.