Брак по расчету. Златокудрая Эльза - Евгения Марлитт

— А девушка? — поинтересовалась Елизавета.

— Она бесследно исчезла. Йост оставил в ратуше, в Л., большой запечатанный пакет, сказав, что это его последняя воля, и велел вскрыть его, когда придет известие о его смерти. Но вскоре случился большой пожар. Много домов, церквей и ратуша сгорели дотла. Пакет, конечно, тоже. Говорили, что вскоре после этого линдгофский пастор бывал наверху, в замке, но он хранил гробовое молчание по поводу того, что там обнаружил. Он был уже стар и скоро умер, унеся с собой в могилу эту тайну… Так что никто и никогда не узнает, что это была за девушка.

— Не стесняйся, Сабина! — крикнул ключнице лесничий. — Пусть уж Эльза сразу привыкает к твоим историям со страшным концом, так что говори уж все. Ты ведь прекрасно знаешь, что эта красавица в один прекрасный день вылетела на метле в трубу.

— Нет, господин лесничий, я так не думаю. Если я…

— И могу поклясться, что все окрестности кишат ведьмами, которым только и место, что на костре, — перебил ее лесничий. — Да-да, — обратился он к остальным, — Сабина старой тюрингенской закваски. Вообще-то нельзя сказать, что у нее голова не на месте, да и сердце тоже, но как только речь заходит о ведьмах, она сразу теряет и то и другое и может даже прогнать какую-нибудь нищую старуху, не дав ей и ломтя хлеба, только потому, что у нее красные глаза.

— Ну, до этого не доходит, господин лесничий, — обиделась старушка. — Я ее накормлю, но подожму большие пальцы рук и не стану отвечать ни да ни нет, однако за это никто меня не осудит.

Все посмеялись над этим средством против колдовства, а бывшая ключница, отряхнув передник, принялась готовить ужин.

Когда на следующее утро Елизавета открыла глаза, большие настенные часы в столовой били восемь, и она убедилась, что проспала, а виноват был в этом жуткий сон, который девушка увидела под утро. Ей снилось, что она в страхе бегает по большим пустынным залам старого замка, потому что за ней гонится Йост фон Гнадевиц, черные глаза которого зловеще блестят, а волосы стоят дыбом над мертвенно-бледным лицом. Она в ужасе протянула руки, чтобы оттолкнуть его, и… проснулась. Сердце Елизаветы усиленно билось, и она с содроганием думала о несчастной, которую прабабушка Сабины видела тогда в окне и которая в отчаянии искала смерти, но в последнюю минуту была настигнута своим преследователем.

Елизавета вскочила с постели, освежила свое пылающее лицо прохладной водой и, открыв окно, выглянула во двор. Там, под развесистой грушей, сидела Сабина и сбивала масло. Вокруг нее собралась вся куриная армия и с надеждой посматривала на нее, так как старушка время от времени бросала птицам кусочки хлеба, лежащего возле нее на столе, при этом усердно бранила дерзких и ободряла более робких. Увидев девушку, Сабина приветливо кивнула ей и крикнула, что все в лесничестве, у кого только есть руки и ноги, уже с шести часов утра прилежно работают в старом замке. В ответ на упреки Елизаветы, почему ее не разбудили, она сказала, что это было желание ее мамаши, пояснившей, что ее дочка непосильно трудилась в последнее время.

Доброе умиротворенное лицо Сабины и утренний воздух тотчас успокоили нервы девушки и вернули ее в действительность. Быстро одевшись и выпив стакан парного молока, она поспешила на гору. Небо покрывали светлые облачка, предвещавшие ясный весенний день, птицы еще не закончили свой утренний концерт, а капельки росы сверкали на цветочных лепестках.

Как только Елизавета вошла во двор замка, ей тотчас же бросился в глаза большой зеленый холм, возвышавшийся за фонтаном. Сад совершенно преобразился. Значительная часть его была расчищена, так что были видны остатки клумб и причудливых дорожек. По одной из них Елизавете удалось добраться до заросшего травой вала. По обе стороны его виднелись полуразвалившиеся лестницы, ведущие наверх, к большому парапету. Здесь деревья немного расступились и открыли прекрасный вид на долину, на зеленый луг, на котором стоял большой дом лесничего со стаей белых голубей на крыше. У подножия вала, в конце дорожки, находился небольшой бассейн, в который поросший мхом каменный гном лил сильную струю чистой воды. Две старые липы склонились над ним и бросали благодатную тень на нежные незабудки.

Напротив этого вала находилось среднее здание, которое сегодня, благодаря открытым ставням и широко распахнутой двери, имело такой гостеприимный вид, что Елизаветой овладело приятное чувство при мысли, что это теперь ее дом. Она окинула взглядом весь сад и вспомнила свои детские годы, те минуты необъяснимой тоски, когда она, отстав во время прогулки от родителей, останавливалась у запертых калиток и заглядывала в барские сады. Там играли счастливые дети, они могли рвать только что распустившиеся розы и нарциссы. А как приятно, должно быть, гулять по красивым аллеям и прятаться от солнца в их густой тени! Тогда она могла только мечтать и тосковать.

Когда она подошла к валу, в одном из окон показался дядя. Он увидел племянницу, мечтательно смотревшую на сад, и его лицо осветили теплота и нежность. Елизавета тоже увидела лесничего, приветливо кивнула ему и направилась к дому. Навстречу ей выскочил Эрнст, и она со смехом приняла его в свои объятия.

Судя по рассказам мальчика, можно было заключить, что он уже успел выполнить гигантскую работу: он подносил кирпичи печнику, складывающему кухонный очаг, помогал маме выколачивать мебель и с гордостью заявил, что дамы и кавалеры, изображенные на стенах, стали гораздо красивее и приветливее после того, как он почистил щеткой их пыльные лица. Он с восторгом обвил ручонками шею сестры, несущей его на руках по лестнице, и радостно уверял, что здесь в тысячу раз лучше, чем в Б.

Дядя встретил Елизавету в передней, он едва дал ей время поздороваться с родителями и сразу же повел в комнату с гобеленами. Какая перемена! Переплет зелени исчез с окон, по ту сторону стены лес расступился, открывая вид на прекрасную долину, казавшуюся девушке сказочной.

— Это — Линдгоф, — пояснил дядя, указывая на огромное здание в итальянском стиле, стоявшее у подножья горы, на которой находился Гнадек. — Я принес тут нечто такое, что поможет тебе рассмотреть всякое дерево на горах и каждую травинку в долине, — продолжал он, приставляя к глазам девушки подзорную трубу.

Елизавета увидела высокие хмурые горы, по долине серебрилась речка и вилось обрамленное тополями шоссе. Деревушки оживляли задний план долины.

Особняк Линдгоф, окруженный обширным парком, был отчетливо виден. Под его окнами расстилалась лужайка, а на ней пестрели причудливые клумбы с яркими цветами. Взгляд Елизаветы с удовольствием остановился на группе старых лип, густая и яркая зелень которых образовывала навес, поддерживаемый темными стволами, дальше виднелся большой зеркальный пруд, окруженный парком. В его водах отражались прибрежные деревья, что придавало некую меланхоличность всему виду. Время от времени в таинственной тени, отбрасываемой аллеей на гладь пруда, проплывал белый лебедь, с любопытством вытягивая над водой шею и обдавая вековые стволы дождем серебристых брызг со своих крыльев.

Под последним деревом аллеи стояла кушетка, на которой лежала девушка. Она запрокинула свою прелестную головку, так что волна длинных каштановых волос ниспадала на спинку кушетки. Из-под подола белого кисейного платья выглядывали стройные ножки в бронзового цвета туфельках. В тонких пальцах незнакомка держала какие-то странные предметы, которые машинально теребила. Ее лицо было белым, словно лилия, и только тонкие губы имели красноватый оттенок. Можно было усомниться, что это лицо живого человека, если бы не чудесные глаза на нем. Эти глаза были направлены на мужчину, который сидел напротив и, по-видимому, читал вслух. Его лицо Елизавета не могла рассмотреть, потому что он сидел к ней спиной. Но было ясно, что это высокий стройный молодой человек с густыми белокурыми волосами.