Шолох. Призрачные рощи - Антонина Крейн

Минут десять я бегала по окрестностям кленовой рощи, вопя: «Горди-и-и! Это случайность, я пришла одна-а-а-а! Клянусь!», но никто, конечно, не откликнулся. Не считая парочки дриад, которые вылезли из деревьев в ночных сорочках и витиевато пожелали мне долгих лет счастья и здоровья (нет).

– Продолбали мы наш шанс на тайну, милая унни, – наконец, вздохнула я и грустно опустилась на пенек.

Умолкнув, я впервые за это время прислушалась к тому, что происходит у меня внутри. А там… А там звучала музыка.

– Ля-ля-ля, ля-ля-ля… – беззаботно напевали теневые блики на мотив популярной песни «Танец в лунную ночь».

Я озадаченно моргнула: что за ерунда? – и тотчас поняла, что уже мои губы противоестественно открываются, вознамерившись – страшное дело – петь.

«О, прах!» – хотела сказать я, доставая из кармана желудь-амплуарий.

Но получилось:

– Оп-пра-ра-ра-ра-ля!

Оказывается, ты становишься зомби, даже если не дошел до спектакля.

В голове исчезли все привычные мысли и воцарилась песня. Не прошло и минуты, а мы с энергией унни уже хором пели и плясали, слегка марионеточно, попеременно то врезаясь в кусты, то сваливаясь в овраги.

Магия амплуария профессионально овладевала сердцем.

Не в силах сопротивляться, я щелкнула пальцами, потратив немного кровавой унни, и музыка тотчас заиграла наяву: прямо из воздуха сплетались звуки трех клавесинов, барабана и, конечно, звезды вечера – треугольника.

Тряся головой, как сумасшедшая со стажем, я радостно двинулась в колючий ельник. Дай пять, старая сосна! Привет, белка, садись мне на плечо! Медведи, у вас перекус? Перекусывайте, не мешаю!

И, помахав им на прощанье, – дальше, по сломанному стволу, как по мосту.

Хей, шишка, а ну-ка, полетай-ка, как смычок композитора!

Цветы – щелчок пальцами – раскрывайтесь!

Привет, олень, пошли со мной, пусть на твоих рогах появятся бубенцы!

Пружинистым шагом, то одним боком, то другим поворачиваясь к тропинке, собирая себе потихоньку свиту из лесных жителей и нещадно закидываясь кровью – лужи, деревья, сны, облака; птицы, олени, белки да я, – я дошла-дотанцевала до Мшистого квартала.

Соседи, делавшие полночное барбекю и ставшие свидетелями моего танца, пороняли вилки и челюсти.

– Все выходят на улицы и танцуют на улицах! – прогремела я им в ответ, поддерживаемая клекотом малиновки и тявканьем волчат; а стайка магических огоньков вокруг меня закрутилась вихрем. Из открытого окна спальни на меня таращился Марах, встревоженно ухая. Я послала филину воздушный поцелуй, старательно вывела последнюю ноту и хлопнула в ладоши.

Музыка оборвалась. Конечности вернулись в мою юрисдикцию. Птички и зверьки, фырча, стали разбредаться, и я, глядя им вслед, задумалась: а они шли за мной по своей воле или желудь жестоко надругался и над сознанием лесной фауны тоже?

– Всем спасибо, мы отличная группа! – на всякий случай поблагодарила я, рупором приставив руки ко рту.

– Раааа! Аааа! – завопил олень, тряся колокольчиками на рогах и перемахивая через забор.

И опять же: радость то, возмущение?..

– Жуть, – подытожила я.

– Жуть как здорово! – проурчала довольная унни.

Я поднялась на крыльцо. Открыла дверь – ой, прах, запереть ее второпях забыла! – и зашла.

Свет зажигать не хотелось, и вместо этого я прошептала заклинание и наколдовала на ладони белую мерцающую звезду.

Но не успела она разгореться, как из темноты коридора донесся разочарованный, яростный рык:

– Так это все-таки ТЫ?!

Я вздрогнула, роняя звезду, а кое-кто, определенно не- званый, бросился мне навстречу. Он схватил меня за воротник летяги, грубо толкнул и рывком вдавил в дверь, на несколько сантиметров приподняв над полом.

– ТЫ?! – повторно взвыл он, встряхивая меня, как куклу.

Я до смерти перепугалась.

Руки чужака, упершись в горло, не давали дышать. И пусть я поняла, кто это, а все же…

Унни считала мою панику. Следуя недавнему приказу, энергия не выбросила меня прочь, но самовольно отпихнула противника силовой волной.

БАМС!

Человек отлетел на дальнюю сторону коридора и врезался в вешалку с одеждой, слишком старую для такого стресса. На гостя последовательно рухнули моя цветочная шляпа, бита, корзина с мячами для тринапа и подвесной шкафчик.

– Ой, – сказала я в наступившей тишине.

– Ой, – согласилась унни, поняв, что переборщила.

– Ащпркхвц… – просипел противник, и нога в аккуратной туфле, торчащая из-под завала, слабо дрыгнула.

Я сглотнула и снова вжалась в дверь – уже вполне самостоятельно.

– Анте? – проблеяла я. – Теннет?

Может, родное имя его задобрит? Хотя, произносимое таким писклявым голоском, скорее взбесит.

Из-под вещей раздалось грозное, несгибаемое:

– Ты или не ты? Вы или не вы?

…Мне всегда нравилось, как он скачет по местоимениям в моменты накала страстей. Сам Анте говорил, во всем виноват его любимый мир, где он частенько жил до наступления 1147 года: там якобы не было сложностей с «выканьем/тыканьем», вот он и путается в нервных ситуациях. До сих пор.

Путаться девять веков – тот еще симптомчик.

– Что «я» или «не я»? Изъясняйтесь точнее! Или вас еще чем-то стукнуть, чтобы в голове прояснилось? – поняв, что не убила Теннета, я разъярилась, как боевой петушок.

В ответ бог-хранитель – ныне гордо именуемый падшим – на карачках выполз из-под развалин шкафа и попробовал убить меня взглядом.

Тоже старомодный способ.

Не сработало.

Тогда Давьер обреченно встал, отряхнул дорожный костюм – как всегда, с иголочки – и на полном серьезе спросил:

– Ты богиня?