Место, где зимуют бабочки - Мэри Элис Монро

«Ах, моя девочка, ты же помнишь, как Крошка Нана бесстрашно бросилась в огонь, чтобы превратиться в солнце? О, как же она сверкала, поднимаясь к небу. Настоящее чудо сотворила эта маленькая богиня. И остальные боги поняли, что за такое самопожертвование, какое проявила Крошка Нана, им тоже придется чем-то пожертвовать. Чтобы солнце, дарованное им ценой жизни Крошки Наны, светило вечно, боги были обязаны подпитывать его своей кровью. И боги пошли на эту жертву. Но вот бог ветра Эхекатль сотворил сильный ветер и подул, и все боги тут же переместились в невидимый мир. Тогда он подул еще раз: солнце сдвинулось со своего места и поплыло по небу, а земля стала медленно вращаться вокруг солнца.

Многие сотни лет ацтеки приносили жертвы своим богам, возмещая им ту кровь, которую они отдали за то, чтобы сберечь солнце. Но людям этого было мало! Они страстно желали, чтобы боги снова вернулись на землю. Глупцы! Они того не понимали, что боги всегда живут среди нас. Они – это все силы природы, которая окружает нас. Мы их не видим, а они рядом с нами. Но зато мы можем легко почувствовать силу каждого из них.

Поэтому ничего не бойся, детка! Всякий раз, когда услышишь гром, помни: это сам Эхекатль разговаривает с тобой. Он спускается на землю в короне из облаков и туч, в сопровождении всяких трещоток и барабанов, сотрясает ими небеса, творит гром и насылает ветер. А рядом с ним шествует еще один величественный бог по имени Тлалок. Это бог дождя и грома, который посылает на землю дождь, чтобы орошать ее. Прислушайся! Слышишь, как барабанит дождь по крыше? И каждая капля дождя – это подарок богов. Добрый знак, предвещающий обновление природы. А сейчас спи, мое солнышко! Засыпай и слушай музыку жизни. Она такая драгоценная и неповторимая, наша жизнь».

Снова громыхнуло, но вдали. Гроза уходила в сторону. За окнами продолжал лить дождь, отбивая неспешный негромкий ритм. Лицо бабушки, еще живой бабушки, так явственно предстало в эту минуту перед глазами Луз! Она еще крепче прижала к себе Серену и погрузилась в сон.

В листьях молочая, которые с такой ненасытностью пожирают гусеницы бабочек-данаид, содержатся токсины карденолиды. Это своего рода яд, накапливающийся в брюшной полости взрослой бабочки. Он играет роль защитного барьера против потенциальных врагов и хищников. Кстати, яркая расцветка как взрослых бабочек-данаид, так и их гусениц – верный признак того, что они токсичны.

Марипоса окунула швабру в ведро, отжала воду и прошлась по пыльному полу, оставляя на нем очередную чистую полосу. Ей нравилось это занятие – руки все делали сами, думать ни о чем не надо, а дело делается. Она случайно задела ногой металлическое ведро, и оно громко звякнуло, распространив резкий звук в замкнутом пространстве среди стен возле лифта. Каждые понедельник и четверг она мыла полы в подъезде четырехэтажного жилого дома. Обычно горячей водой с добавлением уксуса. Острый запах вызвал в памяти картины прошлого: мама утром, ни свет ни заря, драит деревянный пол у них в доме. Марипоса остановилась и устало прикрыла глаза. Воспоминания вызвали новый приступ тупой боли в сердце.

Она судорожно вздохнула, заставляя себя продолжить работу. Ей никак нельзя потерять это место. Да, это работа прислуги, но вполне пристойная. У нее наконец появится надлежащая запись в анкете о трудовом стаже. И она благодарна всем, кто помог ей получить это место. В ее обязанности входит уборка и содержание в чистоте всех мест общего пользования в здании. За это она получает скромное жалованье плюс в ее распоряжении привратницкая, где она сейчас и живет.

Распахнулась парадная дверь, и за спиной Марипоса услышала цокот высоких каблучков и царапающий пришаркивающий звук собачьих когтей о бетонный пол. Она повернула голову:

– Добрый вечер, миссис Баретт.

– Здравствуйте, Мэри, – с отсутствующим видом ответила женщина.

Целых два года Марипоса ежедневно здоровается с миссис Баретт, но та ни разу не назвала ее полным именем. Поначалу Марипоса пыталась ее поправлять, но женщина упорно продолжала называть ее только так: Мэри. Впрочем, точно так же она требовала, чтобы к ней обращались как к миссис Баретт, несмотря на то что сама давно состояла в разводе. Что греха таить, Марипосу ужасно злило, когда имя ее искажали, вполне возможно, даже намеренно, но она смирилась и больше не поправляла надменную даму.

Миссис Баретт, женщина средних лет, занимала какой-то руководящий пост в страховой фирме. Судя по ее очень красивым и дорогим сумочкам и столь же изысканной обуви, дела в компании процветали, а она являла собой наглядный пример успешной бизнес-леди. Вот и сегодня на миссис Баретт было стильное шелковое платье ярко-желтого цвета, а на ногах фирменные туфельки из черной кожи на высоченных каблуках. На такой прикид, подумала про себя Марипоса, ей бы пришлось шваброй махать не одну неделю. Женщина небрежно прошествовала мимо нее к почтовому ящику, не удостоив ее взглядом. На еще влажном полу остались грязные отпечатки от подошв ее дорогих туфель и еще более грязные собачьи следы. Быстро перебрав свою почту, она наконец заметила, что Марипоса чего-то ждет, внимательно разглядывая пол. Она тоже взглянула на пол.

– Ах, Бутси! – воскликнула она, придав голосу шаловливые нотки умиленного изумления. – Какая же ты безобразница! Посмотри, что ты здесь натворила. – Женщина снисходительно улыбнулась, будто грязь с лап ее псины была чем-то вроде милого вознаграждения за то, что они две – собака и ее хозяйка – на бис продемонстрировали свое благополучие зрителям, в данном случае Марипосе, вооруженной шваброй. – Как хорошо, Мэри, что ты еще здесь! Сейчас мы уйдем, да, Бутси? Вперед, Бутси! Рядом!

Она развернулась, собака выполнила команды, и они процокали к лифту, оставив после себя еще две дорожки грязных следов.

Марипоса равнодушно относилась к хамству людей, которые были ей безразличны. Вот и сейчас она снова прошлась шваброй по свежевымытому полу, собирая с него новую грязь. Закончив с уборкой, подхватила ведро с грязной водой, слегка скривившись от боли в спине. Ведро было тяжелым, а тащить его надо было в противоположный конец коридора, где располагался ее рабочий чулан с унитазом и раковиной. Пыхтя от напряжения, она слила воду в унитаз и принялась растирать спину.

Ей всего лишь сорок лет, подумала она, а все болит, как у древней старухи. Хотя чему удивляться, если вспомнить, как она прожила последние двадцать лет. Наркотики, курево, беспорядочное питание… А в результате мышцы утратили силу, кожа стала дряблой, волосы обвисли, поблекли. Даже в зеркало не надо смотреть, чтобы осознавать все эти неутешительные признаки возраста и неухоженности.

Марипоса мало печалилась, что от былой ее красоты не осталось следа. Сегодня это для нее не самое главное. Было время, когда ей нравилось внимание мужчин, нравилось в нем купаться, ловить на себе восхищенные взгляды, а зависть женщин ее забавляла. Но как же давно это было! Она наделала кучу ошибок, а жизнь преподнесла ей немало горьких уроков. Больше ей не хочется учиться на собственном опыте. Уж лучше влачить такое вот незавидное существование: изо дня в день мыть полы. Видно, такова ее карма. Но надо держаться. Любой ценой продержаться, чтобы собраться с силами и взглянуть в лицо своей дочери. Все, что ей надо от жизни сегодня, – это чтобы Луз простила ее.