Молот и крест. Крест и король. Король и император - Гарри Гаррисон

теперь! Стража! Казначеи! Пекарни и пивоварни! Плотники прилаживают ставни, а всякие мазилы красят все, что не шевелится. Появишься, а тебя спрашивают, как звать да чем занимаешься. И записывают, когда скажешь!

Потом Бранд помрачнел, огляделся и неумело понизил до шепота свой громовой голос:

– Послушай-ка, Шеф… то есть лорд ярл. Одно меня беспокоит. Что здесь делают чернорясые? Разве им можно доверять? И зачем, во имя Тора, ярлу и повелителю воинов слушать двух дураков, которые повздорили из-за канав? Шел бы ты лучше катапульты ладить. А то и в кузницу.

Шеф рассмеялся, покосившись на массивную серебряную пряжку на плаще друга, разбухший кошель и узорный пояс из сцепленных серебряных же монет.

– Расскажи-ка мне, Бранд, как ты сплавал домой? Все ли купил, что хотел?

Выражение лица Бранда стало торгашески осторожным.

– Я передал часть денег в надежные руки. В Холугаланде дерут три шкуры, а народишко подлый. Но все-таки, когда я оставлю топор и уйду на покой, мне, может быть, и удастся обзавестись домиком с хозяйством.

Шеф снова рассмеялся:

– Да ты, наверное, половину округи скупил на долю от наших трофеев, а родственники будут присматривать!

На этот раз ухмыльнулся и Бранд:

– Скрывать не стану, я вложился неплохо. В жизни такого не было.

– Что ж, позволь рассказать тебе о черных монахах. Мы и не думали о том, сколько денег у населения, а это богатство целого округа – изобильного английского края, а не твоей Норвегии, где только валуны да скалы. Здесь живут десятки тысяч людей; все они пашут, разводят лошадей и овец, стригут шерсть, держат пчел, рубят лес и плавят железо. Тут больше тысячи квадратных миль. Может быть, тысяча тысяч акров. Со всех этих акров мне, ярлу, причитается подать, пусть даже только на военные нужды и строительство дорог и мостов. Некоторые расплачиваются полностью. Я прибрал к рукам все церковные земли. Часть из них раздал вольноотпущенным рабам, которые сражались за нас, по двадцать акров на человека. Для них это настоящее состояние, но по сравнению с целым – пустяк. Многие земли я уступил в аренду богачам Норфолка по бросовым ценам, за живые деньги. Они не захотят, чтобы Церковь вернулась. Значительную часть я оставил на нужды ярлства. Она даст средства для найма работников и воинов. Но я не добился бы этого без помощи чернорясых, как ты их зовешь. Кто держит в голове все это добро, все наделы? Торвин может писать по-нашему, но других таких умельцев нет. И вдруг оказалось, что вокруг полно грамотеев-церковников без земель и доходов. Некоторые поступили ко мне на службу.

– Но можно ли им верить, Шеф?

– Те, кто ненавидит и никогда не простит меня, тебя или Путь, ушли готовить войну к королю Бургреду или архиепископу Вульфхеру.

– Надо было перебить их, и вся недолга.

Шеф качнул своим каменным скипетром:

– Христиане говорят, что кровь мучеников – семя Церкви. Я верю им. Я не множу мучеников. Но и не сомневаюсь, что самые злобные из тех, кто ушел, поименно знают оставшихся. Тех, что работают на меня, никогда не простят. Теперь их участь зависит от моей, как и судьба зажиточных танов.

Они подошли к невысокому строению за частоколом, который окружал ярлов бург. Ставни были распахнуты навстречу солнцу. Шеф указал внутрь на доски для письма и людей, писавших на пергаментах и приглушенно совещавшихся. Бранд различил на одной стене огромную карту: новехонькую, без орнамента и чрезвычайно подробную.

– К зиме у меня будет книга с записью о каждом клочке земли в Норфолке, а на стене – маппа всего шайра. К следующему лету за землю не уплатят ни пенни без моего ведома. И у меня появится богатство, какое не снилось Церкви. С ним мы сможем творить невиданные дела.

– Если серебро хорошее, – с сомнением произнес Бранд.

– Оно лучше, чем на севере. Я думал об этом. Сдается мне, что в этом краю – во всех английских королевствах, вместе взятых, – полно серебра. И ему всегда найдется достойное применение. Опять же надо закупать товары для торговли. Чем больше его заперто в сундуках Церкви, или меняется на золото, или расходуется на драгоценности, которые лежат мертвым грузом, тем меньше та малость, что остается… Нет, тем труднее ту малость…

Шеф запнулся, не находя подобающих английских или норвежских слов для выражения своей мысли.

– Я хочу сказать, что Церковь слишком много выдоила из Северного королевства и ничего не вернула. Вот почему здесь ходили такие дрянные монеты. Король Эдмунд был менее благосклонен к Церкви, оттого и деньги у него водились приличнее. Скоро они станут и вовсе лучше некуда. И не только деньги, Бранд. – Сверкая единственным глазом, юноша повернулся к своему кряжистому соратнику. – Шайр Норфолк сделается счастливейшим краем во всем северном мире, где человек любого происхождения спокойно и счастливо доживает до седин, где никому не нужно влачить голодное скотское существование. В этом шайре все будут помогать друг другу. Дело в том, Бранд, что я узнал кое-что важное от бриндлингтонского рива Ордлафа и рабов, которые составили мою маппу и помогли решить загадку Эдмунда. Путь тоже должен это узнать. По-твоему, что самое ценное для Пути Асгарда?

– Новые знания, – ответил Бранд, машинально взявшись за амулет в виде молота.

– Новые знания – это хорошо. Не у каждого они появляются. Но я говорю о том, что не хуже и может прийти откуда угодно, – о старых знаниях, не понятых раньше. Это для меня стало еще яснее, когда я сделался ярлом. Всегда есть кто-то, кому известен ответ на твой вопрос, кто может подсказать выход из затруднительного положения. Но обычно никто о таком не просит. Советчик может быть рабом, нищим рудокопом, старухой, ривом, жрецом. Когда для меня запишут все знания, какие есть в этой стране, да учтут серебро и землю – вот тогда мы покажем миру кое-что новое!

Бранд, шедший со стороны незрячего глаза Шефа, скосил взгляд на его тугие шейные жилы и ухоженную бороду, в которой теперь проступала седина.

«Что ему нужно, – подумал он, – так это красивая и резвая женщина. Но даже я, Бранд, славный из мужей Холугаланда, – даже я не предложу ему купить такую. Просто не посмею».

* * *

Тем же вечером, когда дым из труб начал сливаться с серыми сумерками, жрецы Пути собрались в своем веревочном круге. Они устроились в садике за ярловым частоколом, у пивоварни, где приятно пахло яблочным соком и свежей зеленью. В листве без устали распевали дрозды.

– Он не знает подлинной цели твоего плавания? – спросил Торвин.

– Нет, – покачал головой