Дело о лазоревом письме - Юлия Латынина

Нан, лежа на постели, растерянно лупал глазами, и прилежный лекарь бинтовал Нану плечо. Лекарь ушел. Айр-Незим вежливо подал Нану кафтан. Нан поспешно сунулся в рукав. Там, вместо плана дворца, лежала розовая книжечка из пяти страниц, и каждая страница этой книжечки стоила двадцать тысяч, ибо представляла собой облигацию осуйского банка, что было впятеро выше его ежемесячного жалованья и вдвое – ежемесячных взяток.

– Господин Нан, – вкрадчиво сказал Айр-Незим. – Ну что делать, если случилась такая беда? Бедняжка Амадия хотел уехать в Осую, прямо-таки ходил на бровях, чтобы оказать услугу городу. Судите сами, каково было мое изумление, когда он заявил, что его зовут Амасса, и прибежал с этой бумагой! Черт меня попутал ее взять! Однако я не жалею, – оказывается, имеется подземный ход, ведущий из императорского дворца в наш квартал! Хорошо, что об этом ходе не вспомнили на прошлой неделе, и не послали по нему стражников: а сегодня я этот ход замурую! Только за этим я и польстился на этот план – чтобы обеспечить безопасность квартала! Согласитесь, что я не могу пренебрегать охраной вверенных мне людей и что мои доводы убедительны.

Нан хмуро перелистал облигации и сказал:

– Если бы в этой книжке было шесть листов, ваши доводы были бы убедительней ровно на двадцать тысяч.

Айр-Незим рассмеялся и выдал Нану шестую страницу книжечки.

* * *

У ворот осуйского квартала Нан слегка пришел в себя: начиналась ночь; рыночная площадь, по которой, бывало, не пройдешь днем, не изорвав платья, была совершенно пуста: конь Нана едва не поскользнулся на рыбьих очистках.

Вдалеке, у круглой часовни, маялись десяток всадников. При виде судебной шапки Нана они пришпорили коней и разъехались в разные стороны. Нан узнал того, что поехал навстречу: это был Шан’гар.

– Эй, – сказал Шан’гар, – молодой господин куда-то делся, не видали?

– Нет, – сказал Нан.

Оба мужчины нашли на берегу реки, в двадцати шагах от осуйского квартала, приятный кабачок, поднялись на второй этаж узорной башенки и уселись за столик. Прямо напротив них, в открытом окне, струились ветви высокой ивы, и за близкими деревьями мелькала наполненная звездами река, и по ту сторону реки стояла черная, как кусок сланца, тюрьма, в которой сейчас плакал несчастный Астак и многие, более его виновные люди.

Хозяин принес им кувшин вина, две чашки с соломинками, продетыми в крышку, и большое блюдо речных крабов, посыпанных солью и политых лимоном.

– Дело прошлое, – спросил Нан, – так почему вы бросились сегодня утром на Иммани?

– Этот мальчонка, Шаваш, сидел и ел конфету, выпавшую из кармана Иммани. Конфеты были подарком императора, и я знал, что господин отдал их Линне. Я понял, что Линна опять путается с Иммани.

С реки дул мягкий ветерок. Нан потягивал вино и, казалось, любовался игрой листьев в лунном свете. Шан’гар жадно разламывал крабов и запивал их вином. Когда перед Шан’гаром образовалась изрядная горка крабьих огрызков, он поднял голову, поглядел на Нана и спросил:

– Ну? Вы еще чего-то хотите узнать?

– Только одно. Куда вы дели вещи, которые отняли у Иммани в Козьем Лесу?

Рыжеволосый великан ошеломленно глянул на чиновника.

– Я не был в Козьем Лесу.

– Бросьте, Шан’гар. Ведь теперь это уже не имеет значения. Если вы сами не хотите рассказывать, что случилось в Козьем Лесу, то могу рассказать я. Двадцать восьмого числа госпожа Линна уехала в храм Исииратуфы. Вы, будучи преданы ее мужу, хотели ее проводить, а когда она отказалась, проследовали за ней тайком, мечтая оказать ей услугу. Каково было ваше удивление, когда госпожа Линна, вместо того чтобы отправиться в храм Исииратуфы, на Запад, обогнула столицу и поехала на восток! Вы вспомнили, что завтра с востока возвращается секретарь Иммани. Вы вспомнили улыбки и взгляды между ними; возможно, вы и раньше что-то заподозрили. И когда вы увидели, что госпожа Линна остановилась в гостинице, больше подходящей для дома свиданий, ваши подозрения переросли в уверенность.

Рыжеволосый начальник стражи Андарза долго молчал, а потом наклонил голову и просто сказал:

– Да.

– Что вы сделали с вещами?

– Там было две седельные сумки, – признался Шан’гар. – Они были сплошь набиты личными подарками для самого Иммани, ларчиками да коробками с притираниями. Фу! Я сначала хотел их сжечь, чтобы боги не заподозрили меня в грабеже, а потом передумал и отнес одному человеку, который тут неподалеку варит золото. Это совершенно чудесный человек, знаком с массой подземных духов, но духи эти жадные существа, всячески выкаблучиваются и иначе, как за большую взятку, философского камня не отдадут.

– Значит, вы даже не обыскали их как следует? – чуть печально улыбнулся молодой судья.

– Я не шакал, чтобы рыться в чужих притираниях! – надменно сказал рыжеволосый великан.

* * *

Когда последние звуки в доме осуйского консула затихли, в пустом кабинете послышался шорох. С балки, изображающей дракона, протянулся пояс, а по поясу спустился Шаваш.

Шаваш был немного растерян. Он пришел с одним из сыщиков, в одежде разносчика, поболтал со слугами и, будто заблудившись, проскользнул в кабинет, где и прилип к предусмотрительно устроенному Айр-Незимом глазку, через которой можно было наблюдать все, что происходит в главном зале.

Это был план Нана. Днем Нан заявил Шавашу, что лазоревое письмо находится у Айр-Незима, а передал это письмо Айр-Незиму эконом Амадия. А что Шаваш не нашел письма у Амадии в тайнике, – так домоправитель не бедная вдова, чтоб иметь один тайник, и вообще Амадия, может быть, еще до этого отдал письмо. Нан велел Шавашу вскрыть его собственный служебный сейф и, убедившись, что маленькому бесенку эта штука вполне по плечу, велел Шавашу забраться в кабинет Айр-Незима.

Он сказал, что хочет предложить Айр-Незиму кое-какие бумаги в обмен на письмо, и что если Айр-Незим письмо отдаст, то Шаваш должен будет потом украсть бумаги. А если Айр-Незим письма не отдаст, то он, Нан, упадет в обморок, и вряд ли Айр-Незим устоит от искушения утащить эти бумаги. В таком случае Шавашу надо проследить, куда и как консул эти бумаги положит, и сто против одного, что в этом месте будет лежать и лазоревое письмо.

Как и Шаваш, Нан считал обыски занятием утомительным и небезопасным. Он полагал, что вместо того, чтобы пытать человека или ставить вверх дном уютную комнату, доискиваясь, куда хозяин комнаты дел те или иные бумаги, гораздо проще – дать хозяину какую-нибудь ценную бумагу и проследить, куда он ее положит.

Теперь Шаваш был в недоумении. С одной стороны, Айр-Незим отдал какой-то документ. С другой стороны, Нан упал в обморок, и притом самым натуральным образом. И теперь было совершенно непонятно: надо ли красть бумаги? Надо ли красть синий конверт? И вообще, упал Нан в обморок или не упал?

И потом, Шавашу не понравилось, как себя повел Нан, очнувшись. Шаваш, конечно, не знал всех ихних дворцов и ходов, но, по его мнению, Айр-Незим говорил Нану то самое, что однажды говорил продавцу масла Свиной Глазок, когда продавец застал его с ключом от его, продавца, дома в руках. «Ведь тот же ход, что ведет из дворца в квартал, ведет из квартала во дворец! – подумал мальчонка, – Айр-Незима, можно сказать, застукали с ключом в руках, а Айр-Незим уверяет, что ключ оказался у него по недоразумению!» Шаваша на враки было не взять, в воровских шайках и не такое в уши заливали. Но ведь Нан был, в конце концов, чиновник, правда, очень умный чиновник – а все же чиновник знает только чернильницу и бумагу.